Совок 6

— Никакая я не пионерка! — возмущенно фыркнула пельменница, — Я, между прочим, уже могу в комсомол вступить! А у твоей Лиды сисек совсем нет! Взрослая уже, а сисек нет!

Я едва не свалился со стула от такой отповеди. И, вообще, это только я могу рассуждать о сиськах Зуевой. И уж точно, никак не эта пигалица!

— Это не твоё собачье дело, есть у неё сиськи или нет! — повысил я голос в раздражении, но заметив, как Лизетта съежилась, тут же опомнился. Надо было как-то отвлечь девчонку и сгладить свою горячность.

— Чтоб ты знала, не только сиськами нравятся барышни. Есть еще глаза, доброта и еще один очень важный фактор!

— Какой?? — затаила дыхание Елизавета. — Скажи! Какой фактор?

— Умение варить вкусный борщ! — торжественно произнёс я главную военную тайну любого русского мальчиша. Независимо от его возраста, партийной принадлежности и вероисповедания.

— Ты же пробовала её борщ? Вкусный? — я серьезным взглядом всмотрелся в глаза девчушки.

— Очень вкусный! — честно ответила мне она.

— Вот видишь! — я щепотью трех пальцев медленно повел по позвонкам Лизаветы, — А еще Лида очень порядочная и добрая!

— Чтоб ты знала, очень часто встречаются такие женщины, что ты ей поверил, провел с ней время, а она обманула и борща не сварила! А вот Лида, она не такая!

Глава 9

На утреннюю оперативку я сегодня явился в форме. Свежий и сияющий, как новенький юбилейный полтинник. Тот самый, у которого на аверсе гордый профиль контрабандиста Ильича. Как и положено молодому лейтенанту. Принарядился я так на всякий случай, поскольку точно знал, что подневольного человека в гражданке психологически чморить гораздо проще.

— Чего случилось? Зачем звал? — весело подхватил меня сзади под локоть Гриненко на входе в здание райотдела.

— Да ничего особенного, — также весело ответил я ему, — Если не считать того, что тебя скоро отстранят от службы. И, скорее всего, дело потом возбудят.

— Чего это меня отстранят? Какое еще дело? — веселость слетела с лица Стаса и её сменила настороженность, — Ты, Серега, яснее говори, я и без шуток твоих давно уже нервный!

— Да какие уж тут шутки! — не поддержал я тона своего коллеги, — Жопа над вашим ОУРом нависла. Я бы даже сказал, распростёрлась! И над тобой, друг мой Станислав, в частности. Ты заходи после оперативки, я расскажу!

Встревоженный и задумчивый опер пошел к себе в «угол» на третий этаж, а я свернул в свой отросток, чтобы раздеться в кабинете.

Сняв верхнюю одежду и пригладив перед зеркалом волосы, я отправился за заслуженным возмездием. Основной мешок пряников Данилин мне отсыплет позже, когда мой блеф относительно моих родственных связей с Бессоновым вскроется. Но и сейчас лицо конфитюром он мне тоже мазать не будет. Во-первых, чтобы я о себе слишком много не понимал, ну и в назидание другим. Даже, если моя версия о высоком родстве не полная туфта. А она, сука, самая, что ни на есть полная..

Но вчера он, с приложением своего жесткого рапорта Дергачеву меня не сдал! А сегодня это делать уже поздно, моя молодая печень уже успела переработать потребленный этанол.

Толпящийся в ожидании перед дверями следственный люд встретил меня улыбками и ухмылками. На которые я не обращал никакого внимания или отвечал показным недоумением.

К величайшему моему удивлению, начальник следственного отделения хоть и выглядел строгим, но в этой своей строгости был умерен. Поднял он меня только после того, как до меня дошла очередь по кругу.

— Что у тебя по сто восьмой в театре? Есть версии? — издалека начал шеф.

Впрочем, почему это издалека, вчера должно было состояться заслушивание по делу, а меня в райотделе не было весь день. Да, кроме того, под конец этого дня, появившись в РОВД, я был несколько задумчив. И мало того, задумчивость эта распространяла вокруг себя пары дорогущего коньяка. Н-да..

— Так точно, товарищ майор, есть версии! — не в пример вчерашнему, ванькой-встанькой подскочил я со стула, показывая тем самым, что о субординации я помню и чту её свято.

— Поделись! — прикуривая сигарету, Данилин многословия не проявил.

— По всему выходит, что личные неприязненные отношения! — не стал я прилюдно порочить конкретикой очаг советской культуры, погрязший в голубых оттенках, — Подозреваемые есть, но надо еще работать. Я вчера полдня в театре и в больничке у потерпевшего провёл по этому делу.

— А вторые полдня где ты провёл, Корнеев? — было заметно, что глубоко затягиваясь сигаретой, Алексей Константинович старался сдерживать свои эмоции.

Надо было сглаживать предстоящий взрыв негодования. Который так или иначе, но обязательно обрушится на мою голову. Смертельной плитой обрушится и придавит. Сразу, как только Данилин удостоверится, что я его вчера бессовестно развел со своим мнимым родством с главным чекистом области. Да еще развел прилюдно, при подчиненных. Не исключал я и того, что о моих вчерашних пьяных россказнях уже известно и Дергачеву. Таких кунштюков руководство никогда не прощает. И карает за них с предельной жестокостью.