Резвый разбойно-сортирный мущинка тогда попытался было бежать, но удар рантом ботинка под коленку его единомоментно погрузил в состояние крайнего недоумения. Ну и прыти сразу же поубавил. А еще через минуту, из всё той же сортирной двери с воем выскочила расстроенная до невозможности тётка. Вся в соплях и с кровоточащими мочками ушей. Разбойного мужичка она сразу же опознала, да и мы с Гриненко, пошарив по карманам стонущего злодея, обнаружили все искомые украшения из желтого металла. А так же нож-выкидуху.
Спрятав в сейф так и недовынесенное постановление, я закрыл дверь кабинета и пошел вниз.
Глава 15
Пока я спускался вниз, из прошлой жизни на ум мне прилетело сразу несколько досадных эпизодов, связанных с проблемным конвоированием арестованных. И недавние саратовские гастроли тоже вспомнились. Поэтому, отринув неуместные колебания, я зашел в дежурку и протянул помдежу карточку-заместитель. Получив взамен пистолет, высыпал из колодки патроны и снарядил оба магазина.
Стаса и плюгавого разбойника, как и предполагалось, я нашел в прокуратуре на втором этаже. Опер и злодей сиротливо топтались коридоре, у двери Кубасова.
— Бумаги на животное при тебе? — после того, как мы поручкались, спросил я у коллеги.
— Всё здесь! — Гриненко похлопал по своей затёртой, но всё ж таки кожаной и когда-то вполне роскошной папке. — Погоди секунду, я только Петровича предупрежу, что мы с клиентом убыли, — он зашел в кабинет и почти сразу же вернулся.
Прихрамывающего утырка я усадил на заднее сиденье и пристегнул его правой рукой к обрезиненной ручке, расположенной над аркой дверцы. Слева его подпер Стас.
СИЗО располагалось неблизко, в промкомзоне Советского района и ехать до него было минут тридцать. Практически, через весь город. Хорошо, что время еще было не пиковое, а то бы мы настрадались дополнительно. К тому же, от злодея ощутимо тянуло неволей. Все-таки, за те десять дней, которые он провёл в ИВС, специфический запах камеры уже успел пропитать его одежду. И, похоже, что баню он там за эти полторы недели посетить не сподобился.
Как только мы тронулись, арестованный ушлёпок начал качать права и капризничать. Он жаловался на непереносимую боль в колене, которое я своим ботинком подправил ему при задержании. Нахально требовал курева и даже пенял на то, что из-за следственных действий, которые с ним сегодня проводили в прокуратуре, он пропустил по закону положенный ему обед.
А я, крутя баранку и переключая скорости, думал о том, что мои жена и дочь из прошлой жизни живут в высотке, под которой помимо торгового центра, не так уж и далеко тоже расположен общественный туалет. То, что кто-то из них в него зайдет, конечно же, маловероятно. Но всё же… Я посмотрел в зеркало заднего вида. Кусок биологического мусора по-прежнему чего-то хотел. И делал он это вслух. С грядущей отсидкой он уже давно смирился и третьей судимости в своей никчемной жизни ничуть не страшился.
И без того, измотанные за день нервы у меня зудели, как после сотни комариных укусов. А тут еще это мерзостное существо, внешне напоминающее человека, с неуемным упорством отравляло мою какую-никакую, но жизнь.
В прошлом будущем у меня уже сложилось устойчивое понимание о всепревышающей ценности человеческой жизни. На это понимание существенно повлияли девяностые годы вот этого самого столетия. Когда за символическую зарплату приходилось вести самую настоящую войну с сытыми и обряженными в малиновые пиджаки, врагами человеческой популяции. Особая четкость нанесенных делений на шкалу ценности человеческой жизни обычно проявлялась после похорон товарищей. Которых, а так иногда случалось, приходилось хоронить вместе с их семьями. Как, например, Володю Вяткина, смятого в его старенькой «копейке» грузовиком. Кроме него в той «копейке» были его жена и двенадцатилетняя дочь. Грузовик потом нашелся неподалёку. Его накануне угнали из АТП. А чуть позже мы с группой неравнодушных товарищей нашли и водителя, сидевшего за рулём того самого грузовика. И заказчика с его активной помощью потом тоже нашли. Нашли и всех их по-человечески похоронили. В одной братской яме. Они ведь братки... Не отвлекая от важных дел ни честного прокурора, ни самый неподкупный в мире суд.
Этот вот тоже лет через семь выйдет. И опять начнёт рвать бабам уши. А, может, просто будет резать этих баб. Сразу и наглушняк. Чтобы на очных ставках они его потом не опознали и на четвертую отсидку не направили.
Большую часть пути мы уже проехали. Справа уходил в небо бетонный забор режимного завода, а слева нависала над дорогой зеленеющая весной лесопосадка. Прижавшись к краю обочины, я обернулся к Гриненко.
— Дай постановление на его арест! — протянул я руку через сиденье.
Стас молча расстегнул папку и протянул мне лист с огромной печатью в верхнем правом углу и с размашистым автографом прокурора там же.
Внимательно изучив документ, я удовлетворённо кивнул и отдал его назад. Проехав по пустынной дороге еще метров двести, я свернул по грунтовке в посадку.