Остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. С хрустом потянувшись, обошел её, как лошадь спереди и открыл со стороны конвоируемого поганца дверь.
— Ты ведь, наверное, ссать хочешь? — участливо обратился я к любителю рвать наживую серьги из бабских ушей. — Стас, отомкни его!
— Пошли, лишенец, побрызгаем, я тебе компанию составлю! — потянул я разбойника за ворот наружу.
— Не хочу я ссать, начальник! — заблажил неожиданно тонким голосом дамский угодник, — Поехали на тюрьму, начальник! Не выйду я из машины!
В отличие от этого гиенообразного, всё и сразу понявшего своим звериным чутьём, Стас всё еще не догонял происходящего и, придерживая злодея, растерянно хлопал глазами.
— Помоги его из машины вытащить! — прикрикнул я на опера, взяв в локтевой захват шею разбойника, — Толкай его на меня!
Жулик, изо всех сил прижимая подбородок к груди, не давал мне его как следует придушить и лишить возможности сопротивляться. Он обеими руками вцепился в несчастную ручку над своей головой. И хрипел, как загнанная лошадь. Ни при каких обстоятельствах не желая выходить на свободу. Заметив появившиеся царапины от наручников на запястьях отчаянно бьющегося ублюдка, я понял, что этот раунд я проиграл вчистую. Такие телесные повреждения на руках арестованного были несовместимы с тем, что я задумал.
— Отставить, Стас! Отпусти его! — отказался я от гуманитарной миссии и, захлопнув дверцу, пошел вокруг машины на свое водительское место.
Еще через минут пятнадцать, мы сдавали жулика в СИЗО. Зеленые тюремные человечки с удивлением переглядывались между собой, проводя ритуальные действия, по приёмке нового постояльца. Я предположил, что за всю свою внутреннюю службу они не видели, чтобы с такой неподдельной радостью арестант заселялся на тюрьму. Разбойный шакал жался ближе к вертухаям, стараясь держаться подальше от нас с Гриненко. Его нервозность передалась капитану внутренней службы с повязкой ДПНСИ на левой руке. Он посмотрел на жулика, потом на нас со Стасом и снова на жулика.
— Доктор, вы повнимательней его осмотрите! — наклоняясь к мужику в белом халате, потребовал он.
— Уже посмотрел! — ответил тот недовольно, — Все в пределах нормы! — огрызнулся медик, из под халата которого виднелись зелёные форменные брюки с краповым кантом.
— Жалобы есть? — не унимался ДПНСИ, обратившись к арестованному.
— Нет жалоб, начальник! — замотал тот головой, опасливо поглядывая в мою сторону, — Просьба у меня есть, начальник! Отведите меня в привратку, я там подожду, пока меня в камеру поднимут!
— Закрой пасть, падла! — лениво оборвал его дежурный помощник начальника изолятора.
Присутствующие на приемке «хозбыки» из постоянного контингента СИЗО, тайком зыркали на нас с опером. Их я и решил использовать, уж коль не удалось сработать радикально.
— Капитан! — вполголоса обратился я к ДПНСИ, когда один из «хозбыков» оказался ближе других и гарантированно меня слышал, — Передай вашему «куму», что вот этот, — я кивнул на доставленного, — Он очень хорошо по камере работает. Пусть приглядится к нему! Нам он разбой и мокруху поднять помог!
Дежурный понятливо покивал, расписался, где надо и ушел по своим делам. А два бойца «хозбанды», одетых в щегольски ушитую тюремную робу, о чем-то перешептывались, то и дело поглядывая на заехавшего на тюрьму стукачка. Я ни секунды не сомневался, что уже через час по изолятору «конями» и через «машки» зашуршат «малявы» относительно нашего протеже. Скорее всего, уже сегодняшней ночью масть сортирного разбойника кардинально поменяется. И всю свою последующую арестантскую карьеру он проведет около своего любимого рабочего места. Возле параши. Время от времени, в факультативном режиме оказывая честным арестантам услуги интимного характера.
Назад в РОВД мы доехали быстрее. Всю дорогу Гриненко молчал, искоса поглядывая на меня. Окончательно он прозрел, когда я в его присутствии сдал пистолет, про наличие которого он не знал.
— Я понял, зачем ты его санкцию на арест смотрел! — растерянно сообщил он мне о своем открытии, — Ты хотел наверняка удостовериться, что арест есть и, что оформлен он правильно. Так?
— Так! Всё так, Станислав! Но это лирика и мы её оставим на потом! — прекратил я душевные терзания сослуживца, — Давай сюда протокол допроса Ворожейкина и пошли писать рапорт на раскрытие девяносто три прим! И на раскрытие убийства через покушение. Ты теперь, дружище, до конца года передовик среди оперов области!
Гриненко из состояния растерянной задумчивости разом перешел к чувству глубочайшего и радостного удовлетворения. Не только окружающей его жизнью, но и собственным профессиональным величием. И следует признать, что на это у него были все основания. Сразу выставить две таких «палки», это вам не хухры-мухры!
Закрывшись в кабинете, мы сорок минут корпели каждый над своей бумажкой. Я добивал постановление, а Стас вымучивал рапорт о раскрытиях.