Совок-7

— Странно! — удивился я, — А учёт ведёшь по-ленински, в строгом соответствии с его заповедями! Социализм, говаривал он, это прежде всего строгий учёт и распределение! — наизусть выдал я ильичевское наследие.

— Хотя да, какой ты нахер ленинец! У тебя только учёт правильный, а распределяешь ты всё в одну харю! В свою.

Витя угрюмо молчал и тихо позвякивал тремя звеньями короткой цепочки на наручниках.

— Изымаю я у тебя эти тетради, Барсуков! — официально объявил я прапору, — Как вещественные доказательства, изымаю!

— Там личные записи! — снова, но как-то неуверенно заблажил было тайный эротоман, но я его оборвал.

— Заткнись, Витя! Считай, что и я теперь от этого твоего «личного» пострадавший! Ладно, то, что там по делу, так ведь мне теперь, Витя, всю твою порнуху перечитать придётся! Я теперь просто обязан это сделать!

— Какую такую еще порнуху?! — запаниковал боевой прапор, — Вы на меня никакую порнуху не повесите! Нет её у меня! И никогда не было! Запчасти, да, признаю! Дуры эти, — он мотнул головой в сторону гражданки Аникиной, — Тоже было! А эту порнуху ты мне не шей, лейтенант!

Только сейчас до меня дошло, что слова такого Витёк просто не знает. Нет тут пока ни задорного «Плэйбоя» в широком доступе, ни видиков-шмидиков с немецкими фильмами про людей. С их фашистскими «дастиш фантастиш».

— Не бзди, прапор, порнуха, это не антисоветчина какая-то! Это то, что приятно и немного стыдно. Так что, не бзди, Витя! — как мог, попытался успокоить я сексуального мошенника.

— Вячеслав! — обратился я к засидевшемуся эксперту-криминалисту, — Будь добр, прогуляйся до соседок, пригласи их еще раз поприсутствовать в качестве понятых? Изымем вот эти бумажки, опечатаем строение, да и будем на базу выдвигаться! А обстоятельный обыск я уже после проведу.

Эксперт Слава радостно вскочил.

— Не спеши! — осадил я его, — Гражданочка Аникина, — повернулся я к испытуемой, — Не в службу, а в дружбу, составьте, пожалуйста, компанию офицеру, не всё ж вам с прапорщиками дружбу водить!

Аникина послушно встала и тронулась на выход. Что ни говори, а умеет прапорщик Барсуков дисциплину наладить!

В дверях они столкнулись с Елизаветой и Нагаевым. Боязливо выглядывая из-за Вовы, Лиза робко шествовала за борцовской фигурой моего друга.

Увидев Барсукова, она взвизгнула и попыталась пуститься наутёк. Но впечаталась в эксперта, а там её уже подхватил Вова. Ручищами добрыми, но крепкими.

— Ты чего, как угорелая кошка мечешься, Лизавета? — подал я голос из своего угла.

Услышав и увидев меня, гражданка Филатова перестала биться и вырываться из рук Нагаева.

— Иди сюда, садись рядом! — позвал я Елизавету к себе, выдвигая стул. — И ничего не бойся! Сейчас мы тут кой-какие дела закончим и вот этот добрый дядя тебя домой отвезёт! Ты поняла меня?

— Поняла! — косясь на Барсукова, неуверенно сказала она.

— Ну вот и отлично! Есть для тебя работа, гражданка Филатова, поможешь? — строго посмотрел я на Лизу и она немного собралась, — Садись и считай вот эти деньги! Сможешь?

Девчонка молча кивнула и придвинув стул ближе ко мне, уселась. Коситься время от времени на Барсукова она не переставала.

— Ты, Лиза, на дядю Витю так не смотри, он теперь до ужаса добрый! Самый добрый на этой улице теперь дядя Витя! Видишь, наручники на нём? — девочка кивнула,. — Вот и не бойся! А, если он дернется, то дядя Вова ему шею свернёт! Или я сам его застрелю! Категорически и без всякой жалости!

Для окончательного успокоения Лизаветы, я достал всё еще незаряженный свой пистоль и положил его перед собой на стол.

Лиза опасливо посмотрела, но уже не на Барсукова, а на мой ПМ и начала медленно, но очень аккуратно пересчитывать деньги.

Похотливый педофил не соврал. В разложенных на столе кучках оказалось восемь тысяч восемьсот сорок рублей. У гражданки Филатовой глаза были по монете, достоинством в пять копеек. Сумма её не оставила равнодушной.

Я сдвинул по скатерти деньги в сторону и положил перед ней лист бумаги и самописку.

— Бери ручку, Лизавета! Сейчас мы вот этому дяде расписку писать будем! Я её потом к делу приобщу!

— Какую еще расписку?! Не надо ничего в дело подшивать! — плаксиво заблажил бывший военнослужащий, а ныне признанный мною мошенником гражданин Барсуков. — Не надо мне никакой расписки!

— Надо, Витя! Надо! — прервал я плач ратной Ярославны, — Чего ты так отчаянно не хочешь? Чтобы я эту бумажку в дело подшивал?

— Не хочу! — как китайский болванчик закивал головой педофил-мошенник-жулик, — Чтобы подшивал, не хочу!

— Ладно! — согласился я с нежеланием Витька и с его панической атакой, — Не хочешь, не приобщу я к делу эту бумажку! Мы тогда по-другому всё это оформим!

— Пиши, гражданка Филатова Елизавета Владимировна! Пиши, пока бабки не пришли!

И я начал диктовать Лизе её расписку. В которой она удостоверяла передачу ей денег Барсуковым В.И. в сумме восьми тысяч восьмисот сорока рублей, которые ранее принадлежали её, ныне покойной, матери. И которые та ранее передала Барсукову на хранение.