«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.

Много народа стояло вдоль бортов на нашей узкой рабочей палубе. На солнечной стороне встать было некуда, а на теневой стороне было неуютно. Пошел на корму. Вдоль машинного отделения шел узкий коридор. В коридоре вдоль стены машинного отделения, где нет дверей, наложены ящики. В одном месте ящики были сложены в один ряд, и на них кто-то спал. На мешках сидел и ел хозяин мешков. Люди ехали по делу, они не торчали на палубе, они поездку совмещали с отдыхом – хоть отоспаться вволю. На корме – в общем зале четвертого класса места только для сидения, многие едут на короткие расстояния, народа много, проходы забиты мешками, у кого-то ребенок расплакался, пассажиры каждый сам по себе – обстановка к разговорам не располагала.

Завершив осмотр, пошел в свою каюту читать. В карты играли уже другие, а из тех, кто раньше играл, двое ели, бабка спала на верхней полке – не такая уж и бабка. Женщина, полу отвернувшись, кормила грудью ребеночка. Те, кто раньше пили, теперь довольно громко, перебивая друг друга, комментировали сообщение о том, что Берия после смерти Сталина стал врагом. В соседнем купе оказалась группа студентов. Раньше их не было видно, наверное, на верхней палубе были. Студентов с верхней палубы не гонят, у верхних пассажиров дети в основном студенты, так что эти пассажиры как бы заочные товарищи их детей. Верхние пассажиры заступаются за студентов, если они едут группой и ведут себя не нахально. А проводнице тоже неудобно их гнать – внизу они едут временно, через некоторое время это будут ее пассажиры. Я с книгой пошел на нос, надеясь, что команда «ничего», но там вообще никого не было.

Закрыл за собой дверь с надписью: «вход запрещен», и сразу вся эта нижняя палуба осталась сзади, а я как бы вышел к Волге один, а она бежит мне навстречу: широкая, открытая. Ветер рвет страницы, а вода все бежит, бежит под борта. Я сел так, что бурунов не видно, видна только водная гладь, и нет впечатления, что пароход погружен в воду и плывет в воде. Может, там, где-то сзади и есть пароход, а тебя нос парохода над водной гладью несет, как Господь на своей ладони. Вот он самый, что ни на есть, «первый класс».

Носовая палуба парохода несколько выше нижней палубы, и верхняя палуба оказывается рядом, так что рукой можно дотянуться. На верхней палубе тоже пассажиры. Их немного – палуба большая, а в каютах по 2 или по 4 человека, да музыкальный салон, да ресторан.

В 1956-м году я на таком же пароходе плыл из Уфы пассажиром второго класса. Я по второй палубе подошел к носу, когда пароход подходил к какой-то пристани. Носовая рабочая палуба на этом пароходе была заполнена людьми. Люди от пристани к пристани менялись, и я имел возможность наблюдать, как по разному разные люди себя ведут, когда матрос при подходе к пристани просит освободить рабочую палубу.

Один идет сразу за пределы рабочей палубы. Уходит он так, чтобы уж не мешать людям работать, и не нарываться на то, чтобы еще раз просили. Уйдет матрос – он, если желание появится, подойдет к рабочей палубе и посмотрит: нет ли местечка, а если нет, ну так что же. Другой норовит только перейти с места на место. Этот выгадывает. А вдруг уйдешь, а потом места хорошего не будет. Может, матрос его не прогонит. Ведь матрос сказал всем уйти, все и ушли, а одному, может, и не будет говорить.

Тут уж зависит от матроса. Который подумает «нахал», да ничего не скажет, а будет работать так, что «нахал» сам уйдет, другой матом покроет, а который наоборот, если уж такой пассажир ему помешает, вежливо попросит перейти на другое место, да еще и извинится.

И уходят пассажиры по-разному: один молча, другой что-то пробубнит, а третий переругнется с матросом, как со своим. А одного видел, который ну прямо весь унизился, когда матрос попросил освободить рабочую палубу. Все на себя принял, будто и нет вокруг таких же, которых тоже прогнали. Молодой такой, сумочка с картинкой через плечо.

Рита рассказывала про трагедию, которая разыгралась на пароходе, когда она после майских праздников плыла из Саратова в Куйбышев. Молодой человек из четвертого класса никак не мог найти место, где бы он мог пристроиться на ночь. И на этом пароходе для пассажиров четвертого класса был зал на корме со скамейками без обозначенного места и нижняя палуба, где размещались пассажиры с мешками, корзинами, с другим большим грузом, но так, чтобы не мешать экипажу работать. Присел парень на ступеньке лестницы на вторую палубу – его прогнали, хотел присесть на скамейку в каюте четвертого класса – говорят занято. В проходе прогнали – мешает ходить, и даже на открытой кормовой палубе умудрился сесть так, что кому-то помешал. Очевидцы потом рассказывали: прокричал он что-то и прыгнул с кормы за борт. Сообщили на мостик, пароход прогудел сигнал: «Человек за бортом», застопорил машину и стал шарить прожектором по воде. Ночь, волна, вода ледяная – по берегам еще кое-где лед лежит не растаявший, пошарил, пошарил, дал круг и пошел дальше.