Отдельно от дежурной «буханки» волжан, в отдалении, на краю поляны стоял белый «жигуль» с водителем и двумя пассажирами внутри. Как ни приглядывался, разглядеть толком я их там не смог.
Советник юстиции Ягутян был в этот момент одновременно и главным именинником, и распорядителем собственной свадьбы. На которой он был и женихом, и невестой. И понять его было несложно. Ведь это был его звездный час. Который случается по большому везению и только единственный раз в жизни. И далеко не у всех смертных. Даже, если эти смертные работают в прокуратуре. Именно сейчас он превращался из неизвестной никому безродной золушки в прокурорского принца. Разоблачение организованной банды ментов-убийц и их гражданских пособников выводило обычного начальника отдела городской прокуратуры на союзный уровень. Через час, как только откопают труп, он сам лично под своей фамилией вынесет постановление о возбуждении резонансного на весь Советский Союз уголовного дела. А уже завтра утром эта его, ранее никому неизвестная фамилия, будет на слуху у Самого! У Генерального прокурора СССР! Через месяц, от силы, через два, он, Ягутян Гайк Радикович, досрочно станет старшим советником юстиции! И не в самом конце длинного алфавитного списка, а, как в таких случаях бывает, в отдельном именном приказе Генпрокурора страны! Ведь не каждый год в СССР удается надзорному за ОВД прокурору раскрыть преступную группу убийц, состоящую из нескольких действующих офицеров милиции и их гражданских пособников.
Глядя на ушедшего в себя Ягутяна, я читал на физиономии прокурорского оборотня все его немудреные, но безмерно амбициозные и радостные мысли. О том, что уже к зиме он, как минимум, будет начальником управления в областной прокуратуре. Или даже заместителем областного прокурора. А поскольку его фамилия с завтрашнего дня будет известна в Москве, то, возможно, недалек тот знаменательный день, когда Гайк Радикович и сам туда переберется. А это уже совсем другие возможности и совсем другое уважение от окружающих! Особенно, от земляков. Это уже не тонкие конверты с купюрами, это банковские упаковки!
— Пошли, Корнеев! Недолго тебе на свободе дышать осталось! — бесцеремонно схватив за рукав, Ягутян потащил меня к небольшому холмику, который своей трагичной чернотой выделялся на краю поляны.
Там уже стояли менты-волжане и двое помятых асоциальных личностей с лопатами. Вся милицейско-прокурорская толпа встала вокруг кучки лесного чернозема.
Тамада Ягутян затянул свою унылую прокурорскую волынку, предлагая нам с Вовой во всем чистосердечно сознаться и прилюдно раскаяться, облегчив тем самым свою незавидную участь. Но ни сознаваться, ни каяться мы с Нагаевым не стали. И тогда, пока еще просто советник юстиции, дал отмашку землекопам.
Несмотря на похмельный вид, мужички копали споро. Да и не мудрено, поскольку только позавчера мы эту яму зарыли и земля еще не слежалась. Уже через метр Гайк Радикович забеспокоился и повернувшись к белым «жигулям», начал призывно размахивать руками. Я не очень удивился, когда из легковушки вылезли Вазген с Гусейном. Третий обитатель малолитражки так и остался в машине. Джигиты подойдя к толпе милиционеров в форме, испуганно, по-сиротски жались к своему духовному лидеру в прокурорском мундире.
— Точно здесь? — уже совсем не таясь и никого не стесняясь, взволнованно спросил прокурор по надзору у жмущегося к нему Гусейна.
— Здесь, уважаемый, точно здесь! Глубже надо копать! Еще полметра надо! — опасливо поглядывая в мою сторону, недостреленный Гусейн изо всех сил старался помочь правосудию.
Но еще полметра копать не понадобилось. Лопата очередного сменного алкокопателя во что-то уперлась. Стоявшие широким кругом милицейские и прокурорские, ужавшись в диаметре, придвинулись к яме. Ягутян, торжествующе оглянувшись на меня, возбудился еще больше и шагнул к могиле убиенного беспредельными ментами Петрова Владимира Павловича.
— Это не мертвяк! — равнодушно сообщил из ямы могильщик, — Доставать?
Столпившимся вокруг правоведам уже хотелось хоть какой-то развязки и они зашумели, требуя находку наверх. Мужичок без особого труда вытащил из-под своих ног большой сверток, закрученный в черный руберойд и положил его на край ямы.
— Копай дальше! Глубже копай! — нервно скомандовал алкашу Ягутян, а сам кинулся разматывать находку.
Не обращая внимания на налипшую землю и не боясь испачкаться, Гайк Радикович нетерпеливо рвал руберойд на куски. Добравшись до туго набитого целлофанового пакета величиной с большой портфель, прокурор разорвал и его. На землю и в яму посыпались аккуратные свертки, размером со спичечный коробок каждый. Собственно, три дня назад спичечным коробком я и отмерял при фасовке маковую соломку, изъятую в прошлом декабре у братьев Кулиевых. Все пакетики были, как из-под одной мамки. Завернуты они были однообразно и в печатные книжные страницы с абсолютно нерусским текстом. Только совсем небольшая часть упаковок состояла из тетрадных листков, исписанных рукописными словами. На очень корявом русском и на, опять же, каком-то непонятном чурекском.