Я поймал себя на мысли, что совершаю очередную авантюру, попирая все самые секретные инструкции и приказы МВД СССР. Которых я и знать-то не мог в этой жизни. Как есть я сейчас участковый инспектор, то никаких агентов мне вербовать не положено. И агентурного дела я не смогу по той же причине оформить. Про литерные дела и ДОПы я тоже знать ничего не должен. Максимум, что мне позволял нынешний статус, так это оформить ранее судимого гражданина Черняева своим доверенным лицом. Но я и этого делать не буду. Светить Чирка в официальных анналах внутренних органов, пусть и носящих гриф секретности, я не стану. Потому как в отношении Юры у меня теперь самые серьезные намерения. Поберегу я Черняева.
— Кто меня заказал, Юра? — приступил я к делу после оформления скучных формальностей. — Я точно знаю, что этот «кто-то» с мясокомбината. Кто он?
Чирок, перейдя свой Рубикон с вербовкой, уже что-то для себя решил и глаз теперь не отворачивал. Мне даже показалось, что он обдумывает мои слова.
— Не знаю. Правда, не знаю! — заметив, как я дернулся, затараторил Юра. — Сам понимаешь, начальник, уровень не мой, чтобы про такие дела знать.
— Ты себя недооцениваешь, Юрий Николаевич, — заверил я Черняева, — Это тебе только кажется, что боги горшки обжигают, на самом деле все гораздо проще. На, вот, посмотри внимательно на этих гандонов, — я протянул ему три комплекта фотографий своих несостоявшихся убийц. — Ты их где-нибудь обязательно должен был видеть, Юра! Может быть, в поселке, а, вернее всего, где-то на комбинате.
Чирок взял в руки портреты с унылыми харями на фоне ростовых штафирок и добросовестно в них вгляделся. Поначалу, отложив фото в фас старшего злодея, он вновь вернулся к нему. И даже не надо было быть психологом-физиономистом, чтобы понять, что Юра его признал. Он его раньше видел!
— Говори, Юра, если поможешь мне, я тебе должен буду! — выдохнул я.
— Видел я его. Не на комбинате, в магазине у Хасаныча видел. На Свободе.
Мои ладони вспотели, а, если бы на загривке была шерсть, то она встала бы дыбом. Рефлексы сыскаря, десятилетиями культивированные в том, в старом сознании, никуда не делись. Это была удача! Закономерная, но все же удача.
— Раза два его там встречал. Я левую продукцию привозил, а этот, — Чирок кивнул на фото, — Этот у Хасаныча в кабинете сидел. При мне они ни о чем не говорили, — пресек на взлете мои дальнейшие уточняющие вопросы Юра.
Я понимал, что вряд ли Черняев хочет что-то скрыть, да и, действительно, не стали бы эти упыри при нем откровенничать про свои расстрельные дела.
— Кто он, этот Хасаныч, Юра? Там ведь магазинчик совсем небольшой.
— Небольшой, да вот только там две холодильные камеры на четыре с половиной тонны каждая. Не во всяком большом гастрономе такое есть. Да нигде и нет таких.
— А зачем? — начал я задавать тупые вопросы, уже примерно зная ответ.
— Через Хасаныча большая часть сверхпланового левака в розницу уходит.
А еще его магазин как склад используется, оттуда потом всю лишнюю продукцию развозят по другим надежным точкам. На комбинате излишки не хранят, опасно очень.
Разговор Черняеву давался трудно. К страданиям физическим прибавились переживания по поводу самых нешуточных неприятностей, которые могут на него обрушиться из-за сотрудничества со мной. Фаза кнута завершилась, теперь наступала очередь пряника.
— Юра, я тебе чем-то могу помочь? Гор золотых не обещаю, но что смогу, сделаю, — уже не деловым, а человеческим тоном поинтересовался я.
— Хряка наказать хочу! И Барыгу тоже. Но особенно Таньку Краснову! Эту тварь, эту суку рваную убить мало! — мой только что обретенный секретный сотрудник зашелся в приступе ярости, приподнявшись с койки.
— Я тебя понял, ты на этот счет не переживай, это нам вполне по силам, — пообещал я Чирку, — Месяц-полтора пройдет и рассажу я эту кампанию.
— Ты начальник, уходи, ко мне сейчас моя женщина придет, поесть принесет и уберется тут, — начал выпроваживать меня мой, ставший особо ценным уже после первого оперативного контакта информатор. — И сюда больше не ходи.
— Хорошо, Юра, я к тебе Толика дня через три зашлю, он тебе скажет, где в следующий раз встретимся. Ты для меня теперь слишком дорог, чтобы я тобой рисковал. Считай, что я всерьез тебе задолжал за этого паскуду, — я ткнул пальцем в карточку бандита с залысинами. Ты выздоравливай, Юрий Николаевич! — и впервые, пусть не как равному, но уже как своему я протянул Чирку руку. Черняев приосанился и с достоинством ответил на рукопожатие.
С этого момента в моем сознании включился может быть самый главный, хоть и нигде не писаный оперский закон. Сам погибай, а рабочего агента, дающего реальную информацию, не сдавай ни при каких обстоятельствах. Никогда и никому! Ни жуликам из его криминального окружения, ни своим коллегам ментам.
— А кто она, эта твоя женщина, Юра? — напоследок по инерции, вставая со стула, поинтересовался я.
— Технолог она на комбинате, — неохотно ответил Черняев. — В институте учились мы с ней вместе, — удивил меня мой ценный информатор.