С ее слов выходило, что Петрунин к тому времени уже два с половиной года безуспешно добивался ее расположения. Делал он это скучно и неуклюже. Обычными ухаживаниями и прочими незначительными знаками внимания. Не достигнув за такое продолжительное время от Галины сколь-нибудь внятной взаимности, рыжий Паша решил завоевать ее самым радикальным способом. Защитив от домогательств неведомо откуда, но так вовремя появившегося нахального абрека. Безнадежно прослыв в ТТУ простаком, Павлик, тем не менее, оказался стратегом. Он рассчитал, что, оборонив свою возлюбленную от назойливого инородца, он не только устранит одного из конкурентов. Ему виделось, что вдобавок он выставит перед Галей второго соперника, то есть, косоглазого Сарайкина, слабаком и трусом. И тем самым, убив сразу двух зайцев, он устелет перед собой розами освободившийся путь к сердцу той, которую так давно вожделеет.
Но убить получилось только одного зайца. И не повезло в этой трамвайной шекспировщине нормальному ингушскому парню Котиеву Умалату. Рыжий отелло проломил ему голову, подло подкравшись сзади. Сделал он это в прохладных весенних сумерках неподалеку от политеховской общаги, где квартировал приехавший на сессию ингуш. Бил Павлик наверняка. Обрезком специально отпиленной на работе арматурины. Для надежности бил он дважды.
Но, как часто это бывает в жизни, женская любовь оказалась зла, слепа и нелогична. Сутормина, освобожденная от домогательств несчастного Умалата, на шею Павлику не бросилась, а бросилась она к этническому мордвину Эдуарду Сарайкину. От которого Галя уже была в тягости. О чем она простодушно и поведала Павлуше, попросив его не препятствовать их с Эдиком счастью. И пообещав не выдавать мокрушника властям. Мольбам избранницы тот не внял. Поняв, что сделана только половина необходимого для торжества справедливости и любви, рыжий открыл охоту и на художника. Однако при всей своей косоглазости, Эдуард оказался счастливее и изворотливее ингуша. После первого удара по голове, он не выпал из сознания, а, наоборот, изо всех сил кинулся от опасности к людям, истошно крича и зовя на помощь милицию. Павлик рисковать не стал и догонять косого не бросился, справедливо рассудив, что Галя его не сдаст, а сам Сарайкин его не видел.
После того, как художник надежно слег в нейрохирургию, Павел с букетом заявился к Галине и в который уже раз сделал ей предложение. Он справедливо полагал, что теперь-то уж точно все препятствия устранены и глаза Суторминой достаточно открылись, дабы увидеть всю бескрайность его чувств к ней. Но случилось невозможное и впервые Петрунин засомневался, а, может и правду мужики говорят, что все бабы дуры? Разве могла Галина, будучи хоть на самую малость разумным существом, отвергнуть его? После всего, что он ради нее сделал?! После отказа Галины, Павлуша уже обиделся на нее. Но бить любимую железом по голове он не стал. Он придумал для нее иные меры воспитательного характера. С этого и началась генитально-хватательная эпидемия в ТТУ. Сутормина, быстро сообразив, руки какого захватчика систематически теребят ее первичные признаки, быстро забрала своего косоглазого суженого из больнички и эвакуировалась вместе с ним из города. А огнеголовый Павлик уже вошел во вкус…
Убежавший к майору Осколкову Тиунов, позвонил мне уже через пять минут.
— Поднимайся к Николаю Васильевичу! Давай быстрей! — суетился капитан.
— Ты, Корнеев, правда компру на Петрунина имеешь? — майор традиционно мне не доверял. — Ильич говорит, что вроде бы прокурорская статья рыжему светит? Так?
— Точно так, — подтвердил я тиуновскую декларацию, — Два состава. Один прокурорский, другой наш.
— Да хер с ним, что второй наш! Если первая статья прокурорская, то и вторая им достанется до кучи! Лишь бы от нас эта тухлятина свалилась!
Я молчал. И Тиунов молчал. Осколков тоже попытался сыграть в молчанку, но я его победил.
— Чего хочешь? — язвенник неприветливо поинтересовался моими условиями.
— До конца командировки ухожу в отгулы. Отказные сдаю в пятницу утром.
— Хрен с тобой, даешь по рыжему расклад и свободен! Он точно успеет? — майор повернулся к Ильичу.
— Успеет, там ерунда осталась, товарищ майор! — облегченно уверил своего прямого начальника капитан Тиунов.
Глава 25