Совок

Гусейн опять повалился на землю и завыл. Бежать, как я опасался, он даже не подумал. Хулиган и наркоторговец ползал по земле и клялся, что больше никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах! Божился, что прямо сегодня пешим порядком покинет город, а потом и Россию. Поскольку мы были на службе, то, разумеется, мольбам Мамедова мы не вняли и процедура исполнения приговора неумолимо продолжилась. Толик одним рывком поднял Гусейна на ноги, а Вова сунул ему в руку шариковую самописку. Подойдя к лишенцу, я потребовал расписаться в каком-то бланке из своей папки. Невидящими глазами наркоторговец поводил по бумаге и покорно поставил свою закорючку.

Все, что именем Российской Социалистической и так далее, Гусейн, как мне кажется, не слышал. Он тихонько выл на одной ноте и, если бы Еникеев его не держал на своей мощной вытянутой руке, приговоренный упал бы сразу.

Вместе с выстрелом стартовика, расстрелянный Мамедов освободил свой мочевой пузырь и рухнул, как подкошенный на пожухлую листву.

— Не помер бы! — глухо раздался из могилы черняевский голос. Обернувшись, я увидел обеспокоенные глаза и верхнюю половину головы любопытного Блондина.

— Егорыч, я и сам почти поверил, что вы его замочите! — вполне серьезно сообщил перетрухнувший Чирок. — Больно уж вы все по-настоящему тут сделали.

— Ты откуда знаешь, Юра, как оно все по-настоящему-то бывает? Тебя, что, расстреливали уже? — хохотнул Вова.

— Не расстреливали, но, наверное, так все и бывает, — невесело донеслось из могилы, где скрылось полголовы моего агента.

Пора было завершать процедуру казни и возвращать расстрельную команду в город. Это Еникееву мы сегодня выписали повестку на целый день, а самих нас с Вовой никто от несения службы не освобождал. Я кивнул Толяну на недострелённого.

— Реанимируй обоссанца! И не жалей воды, нам еще с ним работать предстоит. А ты сними с него браслеты! — велел я Нагаеву.

Понадобилась почти вся двадцатилитровая канистра, прежде, чем Гусейн начал подавать признаки жизни. Сначала он просто пошевелился. Потом повернулся на живот и засеменил на четвереньках, не разбирая дороги, в сторону ямы, где изображал роль трупа Блондин. Вова вовремя перехватил пинком Гусейна, направив его в сторону от ямы.

— Это как же я так промахнулся? — присел я над находящимся в прострации наркодилером, — Мамедов, ты жить-то хочешь, или тебя добить? — уверенности, что азер меня слышит, у меня не было, уж слишком потерянным он выглядел.

Тем не менее, совсем никакой нарко-паразит меня услышал и глаза его, поднятые от земли, стали наполняться осмысленностью. Мыча что-то нечленораздельное, Мамедов интенсивно и хаотично тряс головой, очевидно давая понять присутствующим, что жить он хочет и, что достреливать его ни в коем случае не надо.

— Есть еще вода? — желая ускорить процесс осознания, спросил я Еникеева.

Тот отрицательно покачал головой и сказал, что есть только канистра с бензином. Если Гусейна сейчас облить бензином, пытаясь таким образом его взбодрить, то можно окончательно лишить его разума, подумал я. И решительно отказался от этой мысли. Толик снял вопрос гораздо быстрее и проще, дав нарко-бизнесмену леща.

Мокрый до нитки и обоссанный гражданин Мамедов без понуканий сел на задницу и уже вращал глазами вполне осмысленно. Дальнейший наш разговор теперь начал складываться совсем конструктивно. Гусейн Мурадович не запирался ни в чем. Он откровенно поведал о всех грехах братьев Кулиевых и Вазгена. Как о тех, в которых участвовал сам, так и о тех, про которые просто знал от своих подельников. О том, что Вазген заносит долю своему дяде, он тоже рассказал. Так оно или нет, знали только сам Вазген и его дядя. Однако Гусейн был в этом абсолютно уверен. Поскольку именно по протекции прокурора Ягутяна их компания в промышленных количествах закупала в магазине «Автолюбитель» дефицитные запчасти, которыми они потом спекулировали. Коммерцию они вели непосредственно с директором магазина и, что характерно, каждый раз по звонку дяди Вазгена.

Полтора часа ушло только на то, чтобы Мамедов собственноручно изложил свои обличающие показания на односельчан Кулиевых, на Вазгена и на его прокурорского дядю. Забрав у Гусейна единственный его документ в виде военника, я велел ему явиться завтра в 15–00 к нам в опорный. Предупредив, что, если он сбежит из города, мне придется в соответствии с вступившим в законную силу приговором его дорасстрелять. Для достоверности Нагаев подвел наркоторговца к могиле и указав на лежавшего в ней Чирка, пообещал ему такую же незавидную судьбу.

— Ладно, Гусейн, ты иди отсюда, нам еще того зарыть надо, — указал я пистолетом в сторону ямы. — До города тут недалеко, а ты вон обоссался, так что, в машину мы тебя не посадим, сам понимаешь!

Косясь на ствол в моей руке, гражданин Мамедов заверил, что все понимает и на обратную доставку он не претендует. Что до города доберется самостоятельно, а завтра будет, как штык. После чего он бодрой трусцой и часто оглядываясь, удалился в сторону трассы.

Глава 31