Как странно. Человек стоит спиной, а меня к нему тянет. Эрекция, черт! Вибрации внутри усилились, как смеялся его школьный товарищ Колька, «все мурашки собрались в одном месте», и он вслушивался с интересом в эти реакции. Лучше отвернуться… Может статься так, что она — это присевшая на скамейку невдалеке, озирающаяся по сторонам толстогубая, немного неряшливая дама с обрывающимися на концах небрежно подведенными бровями. Нет, она должна быть нимфопободной. Она не может быть вот такой или вот как эта — некрасивой и очень модной. Скорее наоборот.
Глеб слишком надеялся на ее художественное дарование и свой роковой выбор. Сколько раз она дышала ему в трубку тем неосязаемым теплом, которое так согревает общение двух незнакомых еще людей.
Рядом обозначились юбка с воланом, сшитая из каких-то дешевых детских пеленок, и ноги с выпуклыми венами. Ноги потоптались, встретили мятые брюки, упирающиеся в пыльные ботинки, и ушли. Вместо них пришла пунцовая грудь в охапку с огромным тортом. Пока он рассматривал торт, не обращая внимания на грудь, и пытался различить
Сердце застучало колесами быстро идущего поезда, выпуская из трубы пар волнения и гудки первых приветственных слов.
— Софья, — произнес он неуверенно, словно позабыл имя.
Неплохо бы улыбнуться.
— Глеб, — сказала Софья.
— Ну вот и познакомились. — Он предпринял попытку улыбнуться.
Ей стало все ясно. Вся интрига и нелепость секрета Полишинеля. Хотелось плакать. Картинка никак не клеилась с фантазией. Она разочаровалась, но так как делать было нечего, приняла решение не торопиться и все взвесить. Мог ли он поступить иначе. Она пыталась послушать себя, о чем беседовали ее предчувствие и испугавшаяся впечатлительность. И вдруг стало невыносимо больно внутри, одиноко и холодно. Соня смотрела на Глеба и вспоминала определение лица, как «тропинку между людьми». И не знала, хотела ли она продолжить их знакомство.
Она несколько секунд выглядела растерянной, но быстро нашлась, смягчила взгляд и тон голоса. У него непроизвольно сжалось все внутри от ее испуганных глаз, тех немногих, встречающихся в жизни каждого мужчины, заглянув в которые можно по-настоящему разглядеть свое отражение. Он отпрянул. Зеркало казалось невероятным. Ребенок раскрашивал ее радужную оболочку нетвердой рукой, как контурную карту цветными карандашами. Ярко-белые белки заполнены волнующими изгибами красных уставших ручейков капилляров. Открытый и дикий взгляд вылупившегося утром воробья, погибшего в прошлой жизни под колесами грузовика.
Глядя на нее, поймал себя на мысли, что свободно шарит у нее внутри. Ее глаза обеспечивали странный доступ вглубь. Она держалась на грани дружелюбия, стараясь силой вывести тон разговора в беспечное приятельское русло, будто они знакомы уже много лет и вот встретились. Он понимал, что это от осторожности, от боязни обжечься. Она же видела, что он зажат, осторожен, искусно прикрывается маской «последнего романтика», и говорила, что надо чувствовать себя раскованнее, что оба в безопасности. Он уворачивался ответами, что все относительно.
Небо залилось изумрудным светом, замок давно разрушился и смешался с морской гладью. Солнце садилось, как обычно, на востоке, обещая завтра снова выглянуть на западе.