Совпадения случайны (СИ)

Называет себя "фрилансером", мол, работает на себя. На деле же просто лентяй и пивной алкоголик, тянущий деньги с матери-инвалида.

Толик избавил меня от необходимости подниматься на второй этаж третьего подъезда и звонить в его пропахшую дымом восемьдесят пятую квартиру. Сам явился.

Вышагивает своей фирменной наглой походкой, в ответ на мой суровый взгляд нахально улыбается.

Несмотря на январский мороз, его пуховик наполовину расстёгнут, шарф ослаблен, а спортивная шапочка поднята на затылок. О варежках я вообще молчу. Их просто нет.

Из правого кармана торчит банка с пивом. Тёмное нефильтрованное. Другого Карасёв не употребляет.

— Что, нашлюхалась? Явилась, наконец! — слышу в свой адрес.

Конечно, он пьян.

У меня случается дежавю…

Полтора года назад. Поздний июньский вечер.

Мы с Кириллом встречаемся уже два месяца.

Я возвращаюсь домой с очередного свидания.

Мне остаётся всего несколько шагов до подъезда, когда Карасёв неожиданно вырастает на моём пути. Выныривает откуда-то из глубины скрытого темнотой двора. Свет уличного фонаря падет ему на лицо, искажая его правильные черты.

Толик пьян. Сжимая зубами сигарету, он щурится от едкого дыма и пронзает меня острым взглядом.

— Что, нашлюхалась? — цедит со злобой. — Весь вечер сосалась с ним, да? Вон, губы опухшие… Он тебя уже трахнул?

Мне больно и обидно слышать эти слова в свой адрес, но мне хватает ума не вступать с ним в словесную перепалку.

— Отстань! Это не твоё дело! — чуть слышно бросаю в ответ, огибаю его справа и торопливо скрываюсь в подъезде.

— Мало мы тогда с пацанами ему ебальник начистили! Больше надо было! Чтобы говорить, сука, не мог…

Эти слова Толик кричит мне уже в спину, и я пропускаю их мимо ушей.

О чём говорил Карасёв, я пойму уже после нашего расставания с Кириллом. Когда Светка, наконец, расскажет мне, чтопроизошло в тот день, когда бабушка разоблачила нас и за руку увела меня со школьного двора.

— Сейчас вы всё равно уже не вместе. Поэтому я могу тебе рассказать, — робко начнёт Светка во время наших очередных ночных посиделок. — Помнишь, Кирилл пропал тогда на восемнадцать дней?

Я кивну в ответ:

— Ну, и…

— Я знаю, почему… — она будет заметно нервничать и теребить пальцами рыжую прядь. — Их было трое. Три здоровенных амбала против одного. Твоего Кирилла… Я видела, как он свернул за угол школы, а эти трое двинули за ним…

В глубине школьного двора, где не тает снег до самого лета, где в высоком бурьяне всякий раз глохнет газонокосилка Сан Саныча, где уже тридцать лет дыра в заборе, словно магнит, притягивает к себе бомжей и собак, Карасёв и его свита, Шишов и Ерёмин, догнали моего Кирилла.

Один напал сзади, дёрнул за воротник и повалил на спину, другой выбил из руки розу, третий нанёс несколько ударов по лицу и в район солнечного сплетения.

Что было дальше, Светка не видела. Она бросилась за помощью, а когда вернулась с Иваном Степановичем, нашим физруком, всех четверых уже не было. Осталась только кровь на тропинке. Кровь моего Кирилла…

После случившегося он пропадёт на восемнадцть дней, а, вернувшись, не скажет ни слова о стычке с Карасёвым и его компанией. Я замечу шрам на его переносице, но не придам этому значения.

Сейчас Толик опять стоит в двух шагах от меня. Летний пейзаж за его спиной сменился на зимний, вместо лёгкой футболки теперь на нём тёплый пуховик и шапка. Неизменным остался его колючий, пробирающий до мурашек взгляд и зажатая в зубах сигарета.

— Тебя всю ночь не было дома! Где ты была, Соколова? Нашла себе кого? Или с мудаком этим снюхалась опять? — Карасёв никогда не выбирает выражений, это его фишка.

Если будучи зелёной выпускницей средней школы я испугалась, промолчала, предпочла уйти от конфликта, то сейчас я уже не боюсь дать Карасёву отпор.

— Не твоё дело, Карась! Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? Лучше верни мне телефон и прекрати тереться у моего порога! Меня достали твои тупые приколы! Тебе мало того, что ты уже натворил?

— Чего? — он хмурится и выплёвывает окурок. — Какой телефон?

— Который ты стащил у меня из кармана два дня назад! Или скажешь, что ты не был на вечеринке у Тимохина и не подходил к моей двери?

Я делаю шаг ему навстречу, уперевшись взглядом в расширенные зрачки зелёных глаз.

Его взгляд меняется, нахмуренные брови выпрямляются, глаза… добреют.

Он игнорирует мой вопрос.

— Повзрослела… — произносит Толик. — Осмелела… Ещё красивее стала…

У него изо рта вырываются клубы пара. Я чувствую запах перегара, табака и едва ощутимый аромат туалетной воды.

От сказанных слов мои щёки предательски вспыхивают, и я рада, что на морозе этого не видно.

— Ненавижу тебя, Соколова… — Толик произносит эти слова с такой интонацией, будто хочет сказать совсем другое.

Он тянет руку к моему лицу. Я отстраняюсь, но он успевает дотронуться щеки. Это прикосновение обжигает.

— Не трогай меня! — произношу резко и отступаю на два шага.

Не отводя глаз он приближается, я делаю ещё пару шагов назад.