Совпадения

Какое же странное, некрасивое и отчего-то, что никак в нем невозможно ни понять, ни разгадать, очень притягательное у него лицо: темные брови, умные глаза, как у зайца пушащиеся волосы, некоторая одутловатость, к которой, впрочем, есть склонность у всех, выращенных на русской картошке. Травмированный профиль, уродующий правильные черты лица, — вот в чем, скорее всего, скрывается эта страсть всматриваться в него. Потому что почти невозможно, а очень хочется распознать, представить, каким бы он был без этой трагической линии, прочерченной кем-то или чем-то… чертом, Богом, другим ли человеком или стихией. Странно, странно, что в нем многие быстро находят какое-то обаяние. А ведь он вполне себе обыкновенный и даже, если не сказать сверх того, — очень обыкновенный. По колледжу ходят какие-то недвусмысленные мифы, будто бы студентки и даже преподавательницы, — называли несколько фамилий, — в него все по очереди перевлюблялись, что он к себе их как-то умеет благорасположить, ничего при этом вроде бы не делая. В прошлом году уволилась англичанка Танечка, ушла по собственному желанию, но опять же ходили слухи, шушуканья, будто она уволилась из-за него, от того будто бы, что не добилась взаимности. В голову не идет…

— Я сам начинаю на первых порах с ними затухать, когда они ничего толком не поглощают, наши девочки хтонические,[14] и отдача от них нулевая абсолютно! Не умеют и не приучены вникать совершенно. Им шестнадцать, семнадцать, некоторым по восемнадцать, а они не могут заставить мозг произвольно извлечь неказенную, нештампованную мысль. Свою собственную, им принадлежащую. Затюканные, нерешительные, безвольные. Потому что со школы еще не обладают знанием ни одного предмета настолько, чтобы мочь не бояться. И весь этот учебный мор поставлен у нас так, что усидчивым, сообразительным, тем, кто и без нас справится, дается фора, а тем, кто в ней нуждается, — волшебный пинок под одно место так и не дается, а дается мощный удар сапогом, да еще и обидный, потому что публичный. А уж те, кто в хвосте, — вообще обречены валяться в сточных канавах образования.

— Глеб Владимирович, ну вы скажете тоже! «Девочки — глухие пни»! Выбирайте выражения, я вас на следующем собрании приглашаю выступить, а вы…

— А зачем мне выступать, когда вы сами называете театральной импровизацией мое с ними общение?

— Вы, между прочим, я в курсе, читаете с ними во время урока журналы. В то время, — она сделала паузу, — когда я трачу его на закрепленные учебным планом знания.

Легкий упрек она смягчила не слишком широкой улыбкой, превратившейся в снисходительную ухмылку.

В женском коллективе, где все запутывается ежедневно так, что вчерашнее не представляется возможным вспомнить, работать весьма непросто. Женщины требуют игр только по их правилам, пресекая любые другие правила и игры. При этом они кричат, что ненавидят театр, но сами не только устраиваются на первых рядах и с удовольствием просматривают собственные постановки вампуки, но и участвуют в них. При этом нарушают и переделывают правила прямо друг у друга на глазах. Многие из них наделены умением молниеносно менять тон, мнение, настроение и превращать посредством этого свое хрупкое женское счастье в неразваливающийся сплав железобетона. Возможно, они делают это неосознанно и даже не со зла, но слишком уж зло и осознанно. Они хотят взаимоисключающих вещей: быть свободными путешественницами и делать карьеру, рожать и не полнеть, быть замужем и поступать так, как им в голову взбредет. Они могут быть влюбленными в брови Люська Сорокина, прелюбодействовать в образе святой Цицелии и философствовать на тему «Мужей подруг не выбирают». Могут ходить по мужскому торсу козьими ногами, убеждая окружающих, что такими их сделала жизнь и ей принадлежащие мужчины.

Все ли продиктовано в них выживаемостью, приспосабливаемостью, достижением цели? Все ли может быть оправдано? Как волчица из последних сил, позабыв о себе, отключив инстинкт самосохранения, кидается, обнажая клыки, против превышающей ее охранительные возможности силы защищать волчат, так и они готовы идти на все ради собственных и будущих детей, позабыв обо всем, и о том, как именно они себя ведут и как выглядят в эти моменты. Одно только спасает их род, что не все они такие «королевишны» в образе дьявола, пытающегося купить душу простачка Элиота.[15] Не иметь желаний, с ними связанных, — вот, пожалуй, единственно действенный способ для мужчин противостоять им.

Весь колледж беззвучно гудит о вашем романе с отцом Ларисы Карпухиной. До директора сплетни, похоже, еще не дошли. Сейчас вроде как раз тот самый подходящий момент — сказать вам что-то, предупредить, что вы заблуждаетесь, ошибаетесь, творите зло, сама того не ведая. А может, это я творю зло? Может быть, это мы все его творим? Что там на самом деле в ваших взаимоотношениях? Кто знает?