Соврати меня (СИ)

И понимаю, что злость почти так же сильна как облегчение. Кто бы он ни был, Маша явно не чувствует себя в опасности. Однако жжение в груди прямо пропорционально горящему в её глазах восторгу. Потому что с ним Маша явно не чувствует себя в опасности. А со мной – трясётся даже сильнее, чем трепещет. Не хочу так, но как вернуться в начало, как это исправить не знаю.

– Позвони ей.

Дима качает головой.

– Она предупредила, что не станет отвечать.

– Ты проверял?

– А чем я, по-твоему, всю ночь занимался? Надирался и звонил, – Дима, полностью разделяя мою жажду крови, продолжает таращиться в смартфон стеклянным взглядом убийцы. – Глянь, ламповый телик... Боже, где она откопала этого бича?

– Вот именно, – цежу, сминая в кулаке вырванный с корнем пучок травы. – Нас таких успешных променяли на первого попавшегося бича.

– Да ну, ересь какая-то. Когда б она успела? Может, родня?

– Исключено. Её мать с сестрой росли в детдоме.

– Тогда дело дрянь.

Мы с другом лежим под голубой елью: красивые, успешные и отверженные. Смотрим как играет ветер в кронах и молчим. Где-то в зарослях продолжает петь сверчок, но безмятежность больше не играет эхом совместных проказ. В воздухе трещит выматывающая нервозность. Настоящее горчит на языке затяжками никотина и рвёт грудную клетку ускоренным гулким сердцебиением. Как у готовой сорваться со старта машины рычит в груди моторчик, плавит жилы, накаляет нервы, а всё вхолостую. Потому что срываться вдруг стало некуда. И не на ком. Где-то там, в неказистой комнатушке с дешёвыми обоями, другой трогает моё сокровище, а я никак не могу на это повлиять. Ибо дурак. И характер у меня дурацкий, с которым я ничего не могу поделать. Вот сейчас прижало так, что зубы сводит, а Маша вернётся – без понятия, что отколю. Охота крушить. Просто крушить, ломать и портить всё, до чего дотянусь. Одна беда – не дотягиваюсь, и смерч из острых как иглы щепок кружит только у меня внутри.

Дима гулко глотает виски. Я раскуриваю последнюю сигарету, смятая пачка улетает мимо урны в кусты.

– Дим, я буду бороться за неё до последнего. Даже с тобой.

Я прекрасно вижу, что друг в смятении, вижу его болезненную усмешку, но поделать с собой ничего не могу. Эта разъедающая больная истина слишком яро требовала выхода. Я не хочу добивать, но Дима должен меня услышать, хочет он того или нет.

– Мир, – зовёт он, не переставая считать первые звёзды. – У меня ведь нет шансов, да?

Его голос срывается на шёпот, бутылка выпадает из дрогнувших пальцев, откатывается в траву.

– Вопрос не по адресу. Ты Машу лучше знаешь, решать только ей.

И это правильно, потому что выбрать может только Маша. И это больно, потому что я сделаю всё, чтобы склонить её решение в свою пользу.

– Знаешь, я иногда жалею, что не сбежал учиться куда-нибудь подальше. Она бы жила параллельной жизнью и наши дороги никогда бы не пересеклись.

– Но поздно...

– Да, поздно.

Меня тоже в последнее время не покидает мысль о побеге, только от самого себя. Наверное поэтому я, неглупый в принципе парень, заливаю в себя с методичностью зависимого всё что только может нагнать в мозги туман. Непоследовательно повторять ошибки за которые упрекал отца, но есть какая-то сила выше логики и долга перед теми, кого обязался не оставлять. Сила, которая не спрашивая тянет за собой, заставляя переступать через дружбу, как отец в своё время переступил через мою мать. Я старика всё ещё не оправдываю. Но, кажется, начинаю понимать.

Когда до полуночи остаются считанные минуты, я понемногу начинаю сходить с ума. В голове укрепляется уверенность, что Маша не из тех, кто станет размениваться. Она выберет, возможно уже выбрала и придётся мне давиться тортом на её свадьбе. В качестве родственника. Да чёрта с два!

– Смотри, – вдруг пихает меня в бок Дима, кивая в сторону притормаживающей у Машиных ворот девятки.

Воспрянув духом, одним стремительным резким движением поднимаюсь на ноги. Друг следует моему примеру, но пока не высовываемся. Просто изображаем воинственный куст с двумя парами глаз. И я не знаю, чего хочу больше – чтобы она была в этом дребезжащем корыте или чтобы её там не оказалось.

Позади слышится треск. Дима отламывает рейку от скамьи.

Когда за счастливым переливом Машиного смеха звучит едва слышное "Не глуши мотор, я туда и обратно", а затем слышится скрип ворот, я сжимаю кулаки и делаю шаг навстречу безрассудству.

Глава 20. Килька сухопутная

– Маш, ну как, нашлись туфли? – вещает динамик телефона взволнованным голосом моей бывшей одноклассницы Кати.

– Конечно, – киваю, придирчиво разглядывая бежевые лодочки, откопанные в самом дальнем углу гардеробной. – Я их всего один раз обула, на выпускной, так что они в отличном состоянии. Под твоё платье цвета брызги шампанского подойдут идеально. Удачно совпало, что у нас один размер.

– Спасибо, Машуль, выручила. Я собиралась в босоножках замуж выходить, а мама заладила: к нищете, да к нищете. Как будто сейчас богато живём! Спасибо тебе, моя хорошая. Удачно ты меня в инсте решила поздравить.