Современная американская новелла. 70—80-е годы

Вот досада. Иной раз Молли думала, что вечные опоздания Сэнди — это своего рода способ утвердить свое превосходство, а порой думала, просто он по природе медлительный, как сама она человек точный (но отчего это так?). Однако, желая, чтоб их поездка началась хорошо, она сказала, ладно, пусть будет так, какая разница, в котором часу они отправятся в Кармел, правда?

Она принялась перечитывать «Хоуардс-Энд», который хотела взять с собой, и теперь увидела, что книга еще лучше, чем ей помнилось, — увидела с первых же прелестных по наивной уверенности слов: «Мы можем, пожалуй, начать с письма Эллен к сестре…» Сидя со спящими кошками у окна, в которое вливался солнечный свет, Молли сумела с головой погрузиться в книгу — не ждала Сэнди и, главное, не думала о Кармеле.

Ровно в половине четвертого подъехал Сэнди — был он в голубом отглаженном блейзере, редкие волосы гладко причесаны, румяное лицо блестит. Молли впустила его, в дружеском поцелуе они потерлись щеками, и она подумала, как славно он все-таки выглядит: добрые голубые глаза, насмешливый, печальный рот.

Он извинился за опоздание.

 — Мне совершенно необходимо было принять душ, — сказал он со своей чуть лукавой улыбкой.

 — Ничего-ничего. Я опять взялась за «Хоуардс-Энд». Какая же это прелесть, а я уже и не помнила.

 — Ну еще бы. Форстер!

Так начался обычный их беспорядочный разговор, не столько всерьез о литературе, скорее просто болтовня по поводу книг, составляющая, пожалуй, суть их дружбы, ее надежную основу. Они перескакивали с одного любимого старого романа на другой, обсуждали героев если и не как близких друзей, то, уж во всяком случае, как современников, как живых людей. Не правда ли, Маргарет Шлегель чересчур чопорна? Да, согласился Сэнди, пожалуй; но Молли все-таки мила ее застенчивость. В такой вот беседе, на редкость приятной и утешительной для обоих, проехали они в его маленькой зеленой машине первую, не слишком живописную часть пути по Береговому шоссе, мимо Сан-Хосе и Гилроя, и достигли мест, которые (Молли хорошо это помнила) радуют глаз. Там неоглядные поля в яркой летней зелени, а вдали — серовато-голубые горы, и еще купы раскидистых виргинских дубов.

Уже на окраинах Кармела, когда они проезжали мимо коттеджей, построенных на манер английских котсуолдских, мимо поддельных испанских гасиенд и ярко окрашенных домишек, от которых разило дешевой пышностью, к Молли вновь вернулись иные из ее предрассветных опасений. И уж совсем не по себе стало на Океанской авеню с ее магазинами, бесконечными магазинами, где торгуют твидом и оловянными кружками, будто бы привозными джемами и чаем. Теперь, разумеется, больше туристов; японцы, французы, немцы, англичане — все в ярких синтетических костюмах и с набитыми сумками — накупили всякой дряни.

 — Следующий поворот налево, Сэнди, на Долорес-стрит, — сказала Молли и тут же поймала себя на том, что беспокойно бормочет: — Конечно, если эту гостиницу снесли, нам не обязательно оставаться здесь на двое суток. Можно поехать дальше, в Биг-Сур, да господи, можно просто вернуться домой.

 — Ну, лапочка, если ее снесли, это, уж во всяком случае, не твоя вина, — со смехом прохрипел Сэнди и закашлялся. Он всю дорогу курил, но Молли ни разу ни словечка ему не сказала.

И тут перед ними возникла их цель: та самая гостиница с теснящимися друг к другу белыми коттеджами. И луг перед нею. Пока, сколько Молли могла заметить, ничто не изменилось. Никаких новых домов. Все как ей помнилось.

Им дали домик, самый отдаленный от главного здания с конторой, ближе всех остальных к лугу, к речке и к морю. Маленькая спальня, кухонька, и в гостиной диван-кровать. Большие окна, и тот самый вид.

 — Спальня, понятно, твоя, — великодушно заявил Сэнди, бросая свою дорожную сумку на диван-кровать.

 — Что ж, — только и сказала Молли, поставила чемоданчик в спальню и отнесла в кухню сумку со всякой снедью для завтрака. Из окошка выглянула на луг — он был усыпан полевыми цветами, весь розовый в ранних июньских сумерках. Невдалеке, должно быть у реки, пасутся три большие бурые коровы. Дальше широкая серовато-белая полоса пляжа и темно-синее, бурное море. А по другую сторону, за лугом, пологие зеленые холмы — и да, как и следовало ожидать, на них выросли новые дома. Но они, однако, не режут глаз, вполне вписались. А еще дальше по берегу отчетливо вырисовывается скалистый мыс Лобос, и, вздымая пену, об него разбиваются волны. Все ослепительно, как прежде, — какой чудесный подарок!

В кухню вошел Сэнди, принес бутылки. Вошел сияющий, со словами:

 — Молли, здесь божественно. Надо отпраздновать твой выбор. Сейчас же.

Прихватив бутылку и стаканы, они уселись в гостиной, и перед глазами был все тот же вид: уже слегка тускнеющее небо, луг, полоса песка и море.

И, как нередко Молли замечала за собой в обществе Сэнди, она принялась болтать о чем попало.