Современная американская повесть

— Ну, ладно, — говорит Джозеф, встает, подходит к окну, становится рядом с Шерон, но не касается ее. Оба думают о чем-то своем, сокровенном.

— Ты как, ничего? — спрашивает Джозеф, закуривает сигарету и дает ее Шерон.

— Да ничего.

— Тогда пойдем. Ты устала. И тебя долго не было.

— Спокойной ночи, — решительно говорит Эрнестина, и Шерон с Джозефом, обняв друг друга, идут по коридору к себе в спальню. Теперь в какой-то мере мы в доме старшие. А ребенок снова толкается. Время.

Но для Фрэнка последние события будут катастрофичны, они просто сразят его, и прийти к нему с этими вестями должен Джозеф. Часы работы у них теперь спутались и не сходятся, и поэтому Джозефу надо идти к Фрэнку домой.

Он и слова нам не сказал, но мы с Эрнестиной сами понимали, что с Хантами говорить обо всем этом нельзя.

Время — около двенадцати ночи.

Миссис Хант лежит в постели, Адриенна и Шейла только что пришли домой и, стоя на кухне в одних ночных рубашках, хихикают и потягивают «Овалтайн». Зад у Адриенны заметно раздался, но у Шейлы в этом смысле никаких перспектив. Шейле кто-то сказал, что она похожа на никудышную актриску Мерл Оберон, которую ей случилось увидеть в передаче «Для вас в поздний час», и вот она выщипала себе брови, чтобы совсем с той сравняться, но особых результатов не достигла. Оберонше по крайней мере платят за ее волнующее сходство с яичком.

Джозефу надо быть рано утром в порту, у него времени в обрез, и Фрэнку тоже надо с утра попасть в центр.

Фрэнк ставит перед Джозефом банку пива, себе наливает немного вина. Джозеф отпивает из банки. Фрэнк отпивает вина. Минуту — страшноватую для обоих — они пристально глядят друг на друга, прислушиваясь к смешкам девиц на кухне. Фрэнку хочется цыкнуть на них, но он не может отвести глаза от глаз Джозефа.

— Ну? — говорит Фрэнк.

— Крепись, старик. Я тебя сейчас оглоушу. Суд отложен, потому что у пуэрториканской дамочки выкидыш, и, кроме того, она вообще с катушек долой, совсем рехнулась. Словом, ее увезли куда-то в горы в Пуэрто-Рико, трогать ее нельзя, и встретиться с ней никому не позволят, и в Нью-Йорк она приехать не может никоим образом, так что суд решено отложить, пока ее не доставят сюда. — Фрэнк хранит молчание. Джозеф говорит: — Ты меня понял?

Фрэнк отпивает вина из стакана и тихо отвечает:

— Да. Понял.

Из кухни до них доносятся приглушенные голоса девиц: это доводит обоих мужчин чуть ли не до исступления.

Фрэнк говорит:

— Значит, Фонни будут держать в тюрьме до тех пор, пока эта дамочка не очухается. — Он снова отпивает вина и смотрит на Джозефа. — Так, что ли?

Что-то в лице Фрэнка пугает Джозефа, но он еще не может понять, что именно.

— Д-да… Так решено. Но, может, нам удастся взять его на поруки.

Фрэнк хранит молчание. Девицы на кухне хихикают.

— Какой залог?

— Пока не известно. Еще не установили. — Он отпивает из банки и, сам не зная почему, пугается все больше и больше.

— Когда же скажут, какой залог?

— Завтра. Послезавтра. — Как ни трудно Джозефу, но приходится выговорить это: — Если…

— Что «если»?

— Если удовлетворят наше ходатайство. Ведь они не обязаны это делать. — И еще одно ему надо выговорить: — Я… я не думаю, что нам откажут, но лучше ждать самого худшего. Фонни могут предъявить еще более серьезное обвинение, потому что эта дамочка потеряла ребенка и, кажется, совсем рехнулась.

Молчание; смех на кухне. Джозеф почесывается под мышкой, не сводя глаз с Фрэнка. Ему становится все тревожнее и тревожнее.

— Так, — с ледяным спокойствием наконец говорит Фрэнк. — Значит, околпачили нас.

— Старик, ты что это? Правда, положение трудное, но не все еще потеряно.

— Нет, — говорит Фрэнк. — Все потеряно. Его сцапали. И не выпустят, пока не сделают, что надо. А сейчас у них еще не все готово. И ничего мы сделать не сможем.

И потому, что ему страшно, Джозеф кричит:

— Но мы должны что-то сделать! — Он слышит, как его голос ударяется о степу, о смех девиц на кухне.

— А что мы можем?

— Если разрешат взять на поруки, соберем деньги в складчину…

— Как?

— Старик! Я и сам не знаю как. Одно знаю — надо!

— А если не разрешат под залог?

— Тогда мы его выручим! Я готов пойти на что угодно — выручим!

— Я тоже готов. Да только что мы можем?

— И можем, и выручим! Вот в чем наша задача. Мы с тобой знаем, что ему там не место. Те, гниды, тоже это знают. — Он встает. Его колотит дрожь. На кухне замолчали. — Слушай! Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты скажешь, что нас держат за горло. Да, правильно. Но ведь это наша плоть и кровь, старик! Наша плоть и кровь! Как мы это сделаем, не знаю. Знаю только — надо добиться своего. Ты за себя не боишься, и — вот тебе крест! — я тоже за себя не боюсь. Его надо вызволить оттуда. И мы его вызволим. Вот и все. И самое главное, старик, нельзя падать духом. Хватит этим гадам, мать их так, измываться над нами. — Он стихает, отпивает пива из банки. — Довольно они наших детей поубивали.

Фрэнк смотрит на отворенную дверь в кухню, в проеме которой стоят его дочери.

— Что тут у вас, все в порядке? — спрашивает Адриенна.