Читаем Современная архитектура Японии. Традиции восприятия пространства полностью

Непрочность, нестабильность, а потому постоянное обновление всего материального в Японии часто отмечается исследователями. Английский журналист Лафкадио Хэрн, приехав в Японию в 1890 г. репортером и оставшийся там профессором Токийского университета, из своих наблюдений за разными сторонами жизни японцев делает вывод: «Мы строим для вечности, японцы – для бренности»[56]. Такая ситуация обусловлена не только историческим развитием, но и природными условиями этой страны. Япония находится в зоне природных катаклизмов, так что частые извержения вулкана, как правило, сопровождаемые сильными землетрясениями, опустошающие пожары и другие стихийные бедствия повреждали и совершенно разрушали десятки, а иногда и сотни тысяч сооружений в этой стране. Из-за мгновенного уничтожения любых плодов человеческих усилий природа почиталась древними японцами как всемогущая и устрашающая сила, которая господствовала над всем материальным, формируя полюса системы ценностей этой культуры «вечное – бренное»[57]. Однако японцы привыкли не спорить с природой. На низшей ступени в этой системе ценностей стоял традиционный японский дом, который воспринимался как заведомо недолговечный, даже в какой-то степени эфемерный[58]. Как правило, дом в Японии мог не только быстро воздвигаться, но и столь же быстро разбираться (или быть разрушенным), поэтому воспринимался исключительно как временный объект.

То же можно сказать и о других вещах, служащих для повседневного употребления, ведь лишь немногие из них изготовлялись с расчетом на прочность и долговечность. «Изношенные соломенные сандалии заменялись новыми на каждом этапе путешествия; платья состояли из отдельных кусков материи, скрепленных крупными стежками так, чтобы их без труда можно было распороть для стирки… маты на полу заменяются новыми каждую осень»[59] и т. д. Можно привести еще множество примеров того, что повседневная японская жизнь строится на способности довольствоваться временным, преходящим. Этот принцип виден и в далеко не легковесных конструкциях. Об этом может свидетельствовать традиция полной перестройки верховного синтоистского храма Исэ-дзингу каждые 20 лет (последняя, 62-я по счету, состоялась в 2013 году). Материал храма обновляется, а его форма остается неизменной. В этом и заключена сама идея сохранности – не в материальной оболочке храма, но в строгой канонизации ритуала его перестройки, не меняющегося уже много веков.

В один ряд с этими примерами, казалось бы, должны встать и бумажные изделия. Однако, в отличие от западноевропейского сознания, бумага, такой хрупкий и недолговечный по сути своей материал, в Японии никогда таковым не воспринималась. Японцы раскрыли совершенно неожиданные свойства бумаги, сумев наделить ее качествами, совершенно для бумаги не свойственными (в европейском понимании). Достаточно вспомнить, что и способ изготовления бумаги, привезенный из Китая корейским монахом в 610 г., был изменен настолько, что некоторые виды японской бумаги стали гораздо прочнее китайской. Хотя другие ее виды ценились, скорее, за свою мягкость, гигроскопичность и т. д. Известно, что китайцы, изобретя бумагу во II в., способ ее изготовления хранили в строжайшем секрете. Раскрыв же этот секрет, как и во многих других случаях за свою историю, Япония до неузнаваемости изменила заимствованную технологию и превратила ее в собственное уникальное изобретение, создав новые способы ручного производства бумаги.

Китайцы при изготовлении бумаги размоченные в воде волокна выливали на специальные сетчатые щиты-формы и давали воде медленно стечь, просочившись через мелкие ячейки. Японцы же, в отличие от китайцев, после того, как волокна размокали в воде, ловко и энергично трясли форму. Это приводит к тому, что волокна прочно переплетаются между собой. Кроме того, в размоченные волокна добавляли еще клейкий растительный экстракт, который способствовал более плотному и прочному их соединению.

В качестве основы для изготовления своей бумаги (васи) японцы использовали внутреннее волокно трех видов кустарников: кодзо (волокно бумажного тутового дерева), как считается, исполняет роль мужского элемента, защитника. Ведь это волокно – толстое, прочное и самое долговечное, а потому наиболее широко используется. Мицумата считается «женским элементом», т. к. это волокно изящное, тонкое, и бумага из него получается очень гладкая. Кроме того, волокно мицумата нужно дольше выращивать, поэтому из него получается более дорогая бумага. И, наконец, гампи – древнейший материал для производства бумаги. Считается, что это самое благородное волокно, которое ценится за многие достоинства, и бумага из него получается гладкая, прочная и долговечная. Волокно гампи имеет изящный естественный блеск, и часто из него еще делают очень тонкие ткани. Другие волокна – типа гашиша, абаки, искусственного шелка, конского волоса, серебряной или золотой фольги – также использовались для изготовления бумаги или смешивались с другими волокнами для декоративного эффекта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное