Современная австралийская новелла

Считать я не горазд и не знаю, сколько недель прошло с тех пор, как меня заставили повести их на охоту: ночевок было так много, что даже не вспомню всех мест, где мы останавливались. Мы уже почти перешли землю Мертвой Змеи, безводную пустыню. Солнце целый день палит голову раскаленным огнем. Мне-то ничего, я могу терпеть еще много недель, но белые, которые идут за мной, — сержант, скотовод и человек в темных очках — уже едва дышат. Еще день-два — и им крышка.

Хорошо бы сразу околели, тогда охоте конец. Да нет, я невезучий, ни на что такое лучше не рассчитывать. Но на этот раз удачи не будет никому. Мы все помрем тут, хоть единственный раз получится не так, как захотели белые.

— Эй ты! — Это сержант приказывает сделать остановку.

Все трое сбились в кучу под деревом, а я лучше останусь на солнце, чтоб не садиться с ними рядом. Солнце мне нипочем. Если ты родился в этих местах и кожа у тебя черная, солнце тебя только ласкает, как рука родной матери.

— Ну, долго нам еще гоняться за этим типом? Эй ты, або![13] — орет Темные Очки.

— Да он тебя не слышит, — отвечает ему сержант.

— Он, похоже, и говорить-то не умеет.

— Только лопочет кой-когда что-то на своем языке.

— Не мог ты, что ли, найти кого-то более пригодного для такого дела?

— Он никогда еще нас не подводил.

— Странная тварь. Как он вас понимает?

— Эти або знают, что от них требуется.

— Ну точно охотничья собака, — поясняет скотовод. — Покажешь след, дальше сам бежит.

Они не говорят, почему охотятся за бедным парнем, даже имени его не называют. Но меня не обманешь: я знаю — идут за Малу. Тут и большого ума не нужно, чтоб догадаться. Когда идешь за зверем, и то наперед обдумываешь, куда он может побежать, как лучше его изловить. А когда идешь за человеком, все знаешь наверняка: где его найти и спустя сколько времени. Если бы не я, а другой проводник, они поймали бы Малу в первый же день.

За что его ловят, что он, по их разумению, натворил? Молчат, потому что и сказать-то нечего. Белые насочиняли разных странных правил и называют их «законом». Попробуйте не нарушить ни одного из этих правил! Сколько себя помню, во сне и наяву мечтаю о том, как бы найти заклинание, чтобы избавиться от их правил и пожить по-своему. Но только посмей, и они тебе такого зададут, что небо с овчинку покажется.

Малу им не достанется. Уж я на этот счет позабочусь. Парню несдобровать, если его схватит Темные Очки. Не человек, а лезвие ножа, даже спит в башмаках и с пистолетом в руке. Невзначай мне случилось поймать его взгляд, когда он протирал очки, — чувство было такое, будто он полоснул меня плеткой и рассек мне кожу. Ох, не хотел бы я попасть к нему в лапы! Переломит человека надвое, ни за что ни про что, спокойно, ради забавы.

На высохшее русло падает тень от деревьев, и я хорошо различаю следы на песке. Идти лучше всего босиком. Босые ноги унесут беглеца хоть на край света, а белые могут преследовать его, лишь покуда башмаки у них целы. А башмаки снашиваются быстро по таким камням. Есть и еще один, общий враг — жажда: даже если ноги кое-как тащат, то пересохшее горло пригвождает к тени. Несколько часов без воды — и вы пропали.

Белые едва плетутся, выбились из сил. Их каблуки глухо стучат по каменистой земле.

— А что, далеко обогнал нас этот стервец? — спрашивает Темные Очки.

— Ничего, догоним, теперь уже скоро.

— Надеюсь, что скоро. Чертова пустыня. Долго мне не выдержать.

Сержанта одурачить нетрудно. Малу нам не догнать — идет уверенно, дорогу знает. Наверное, нашел и воду — вон как бодро шагает. У себя в родных местах черный человек не помрет от жажды. Расковыряй песок в сухом русле и найдешь лягушку, а то и две; рассеки ей брюхо, и оттуда брызнет вода. Пусть не слишком вкусная, не, если спасаешься от преследователей, привередничать не приходится.

Я и сам не ждал, что Малу так ловко пройдет по зарослям — ведь он не местный. Бот тут, на дне ямы, он разводил костер — пройдешь почти рядом и не заметишь. А чуть подальше — там горный сброс, крутой, высокий. Конечно, он залезал на него. Молодец — нельзя спать возле костра, когда за тобой погоня.

Похоже, у него не осталось спичек, и он разводил костер трудоемким способом. Для парня, выросшего в резервации, такое непривычно: не часто ему выпадает случай орудовать по старинке. Но я давно обучил его этому искусству, и он, видно, запомнил, как тереть палку между ладонями, под прямым углом к древесине, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Боюсь только, что он не догадался обстругать палку, а корявая плохо трется. Огонь-то он добыл, да небось натер на руках волдыри. Он был еще мальчонкой, когда я учил его добывать огонь… Никто из нас тогда и понятия не имел о спичках.

— Только бы поймать его и получить треклятое вознаграждение, — говорит Темные Очки.

— Эти або хитры, как динго, дорогу с завязанными глазами находят, — как бы оправдывается скотовод. — Смотрите, он тут попугаем угощался.

— Да ты что! Это ножка ящерицы, а не птицы.

И оба ведь ни черта не смыслят: ножка лягушачья, стало быть, хозяйка этой ножки напоила Малу и накормила, и за него можно не беспокоиться.