Современная австралийская новелла

Этот прохвост задерживал меня, когда я хотел уйти как можно скорее, а теперь погоняет, как скотину. Проглотив обиду, я пошел вдоль изгороди к дороге, которая пересекала темную полосу кустарника, опоясывающего внушительную ферму. И даже когда большой приземистый дом с кровлей, похожей на глубоко вдавленную крышку, скрылся из виду, у меня на душе продолжали скрести кошки: мысли вертелись вокруг Кена и награды, которой он, как приманкой, размахивал перед моим носом; — если я останусь, батрачить у него еще на год, он обещал дополнительный десятинедельный заработок и аренду одного из его участков на правах издольщика.

Нельзя было не признать: Кен умел обращаться с животными и машинами, но настоящей привязанности к земле у него не было; ферма для Кена — всего-навсего фабрика, производящая в огромных количествах пшеницу, шерсть, упитанных барашков и овес. Работал он, разумеется, не покладая рук — и от меня требовал того же. Глядя на наши истрепанные шорты и томно-синие, мокрые от пота майки, засаленные и пропыленные, трудно было определить, кто из нас хозяин если бы не властные нотки, звучавшие порой в его голосе. Но вечерами в большой душной кухне, где нас кормила его неприветливая жена с поджатыми губами, все было иначе: здесь мне давали понять, что меня выносят с трудом. И я спешил поскорее убраться в свою унылую, темную каморку.

На охоте я об этом забывал. Ружье на плече было продолжением моего «я». Вокруг столько интересного. Широкие поля плавно сбегали к горизонту; солончаковые пустоши искрились на солнце. Гора, словно окаменевший мамонт, поднималась вверх; ее тощий впалый бок был в прожилках белого известняка и красноватой охры.

Издалека я увидел сверкающую опереньем стайку попугаев с желтыми шейками, сидящих на ветвях эвкалипта. При первом же выстреле птицы взметнулись вверх зеленым облаком, но тут же опустились на засохшее дерево. Я выстрелил снова и увидел, как одна из них закружилась в воздухе и упала на землю в пене перьев. Стая с тревожным шумом вновь сорвалась с места и опустилась вдали. Вскоре, как я и ожидал, два попугая возвратились на разведку и закружились над подстреленной птицей. Я уложил их двумя меткими выстрелами, а когда подстрелил еще восемь попугаев, подобрал их за кончики крыльев и отправился домой. Зачарованный переливами синих и зеленых перьев, я не сразу заметил поджарую серую охотничью собаку, которая на бегу вырвала у меня из руки попугая и тут же принялась перемалывать его своими крепкими челюстями.

— Фу, Сластена, фу! — раздался позади меня чей-то окрик.

Но птица была уже растерзана в мелкие клочья.

Хозяин собаки стоял неподалеку, ухмыляясь; беспокойство выдавали лишь его глаза. На вид — почти чистокровный абориген. Непринужденная поза охотника; под истрепанными штанами — черные ноги, готовые в любую минуту сорваться с места; драная рубаха, покрытая красной пылью Уонгана, распахнута на груди, и солнце, как на негативе фотографии, высвечивает обтянутые черной кожей ребра. С плеча свисает старый винчестер на засаленной веревочной петле.

— Хотел немножко поохотиться на кенгуру, босс, — сказал он тихо, словно извиняясь.

— Я не босс. На кенгуру охоться сколько угодно. А овец не трогай.

— Само собой, босс.

— У тебя что, здесь лагерь неподалеку?

— Да. Вон там у ручья. Кенгуру в горах сейчас нечего пить. — Он подал собаке знак и скрылся в кустарнике.

Возвратившись на ферму, я остановился возле высокого сарая и аккуратно переложил попугаев. От мешков с семенами исходил резкий удушающий запах. Глядя на загоны для стрижки овец, комбайн, трактора, паяльную установку, я подумал: никаких наград Кена не хватит мне на собственную ферму.

— Неплохо, — пробурчал Кен. — Смотри, чтобы кошки не сожрали, прежде чем я сделаю из этих птичек приманку. Лис не проведешь… — Он стал наливать раствор стрихнина в пластиковую трубку, вставленную в птичий пищевод, — Если разрезать птицу посередке, они сразу же учуют запах яда, а так — заглотят ее целиком за милую душу, тут-то им и крышка, — Он громко расхохотался.

Было в этом, смехе такое, что я решил не говорить про аборигена, которого только, что встретил. Мы бросили попугаев в кузов машины и подключили прожектор к батарее. Кью появился, когда мы с Кеном допивали чай. Жесткое обветренное лицо. Мускулистое тело с намечающимся брюшком. Этого типа, пожалуй, придется величать мистером.

Кен будет вести машину, Кью — держать ружье, а я — наводить прожектор. До восхода луны оставался час темноты. Небо было чистое. Гроза, как и предсказал Кен, не разразилась.

— Держись крепко на ногах, — сказал Кен, — и как следует орудуй прожектором. Когда наткнемся на лису или кенгуру — не упускай из виду, пока мы их не пришлепнем. В кабине есть еще одно ружье — стукни по крыше, когда надо будет притормозить.

Шины заскрежетали по гравию. Грузовик ринулся в темноту и вскоре миновал первые ворота. Свет фары пронзил кустарник. Я попытался описать прожектором полукруг, осветить кусты вдоль забора — г корни низкорослого скрэба превратились в причудливые чудовища, извивающиеся из темноты.