Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Утром можно было не спешить. Семинар у Карола начинался только в десять.

Божена и знала об этом и не знала. Вряд ли это родилось в ее мозгу как отчетливая мысль, едва она проснулась. Скорее всего, что-то засело в голове с вечера, с ночи, какое-нибудь вскользь брошенное слово. Какая-то пунктирная, еле намеченная информация под завесой легкого предрассветного тумана словно бы поддерживает сознание, что незачем так уж спешить, время еще есть, просыпаться можно подольше.

Полусон лениво покачивал ее видением тусклых огоньков, обрывками ускользающих снов, угасавших скорее, чем разгорались. Такой застал Божену тихонько пристроившийся возле ее горячего тела Карол.

Божена открыла глаза, лицо у нее точно припухло. Тихое «Доброе утро!» прогнало удивление, что она не в своей постели, Божена чувствует: Карол рядом, и ей вовсе не нужно его видеть — она смотрит прямо перед собой вдоль стены.

— Полежи. — Он заставил ее снова откинуться на подушку скорее словами, чем движением руки. — Еще без четверти семь.

Карол осыпал ее лицо легкими поцелуями. Он прикасался к ее душистой гладкой коже, не понимая, что Божене мешает наступление дня, присутствие незнакомых людей где-то внизу, на тротуаре, мешают мать, которая уже кормит самых маленьких телят, отец в больнице и брат в его квартире. Каждый чем-то занят, и опущенное жалюзи в комнате Карола их не сдержит, не заставит спать.

Не спали и они двое в сумраке, уже возвещавшем новый день. Наверное, еще и поэтому она не хотела близости Карола, но не нашла в себе сил вскочить с постели, подтянуть жалюзи — и Карол добился своего.

— Зачем ты это делаешь? — Божена открыла глаза, в ее пылающем взгляде беспомощный страх, смешанный с постыдным сознанием вины, — она чувствовала себя соучастницей того, что сейчас держало ее в своей власти и чему подчинялось ее тело.

— Я тебя очень хочу, — рвались из его горла слова, сопровождаемые доселе неведомым ей животным дыханием, и это невольно возбуждало и ее. Она закрыла глаза. Пришлось сдерживаться, чтобы и в ее горле не открылся клапан, за которым таятся такие же слова и звуки. Лишь раз у нее вырвался короткий резкий вздох, точно всхлип, смесь боли с удивлением, неожиданно ее пронзившим.

Тишина и неподвижность, в которую ее наконец ввергла мужская властная воля Карола, не принесли облегчения. Божене казалось, что она в яме, упала туда, словно камень с высоты, и голова трещит от сумятицы оставшихся в памяти отрывочных впечатлений. Рядом с ней отдыхает человек — тут уж ничего не поделаешь, но одновременно она готова бежать от него, бежать без оглядки.

«Что с нами будет, Карол?» — хочется ей крикнуть. День за окном, будто судья, заглядывает в комнату, и жалюзи уже не способно что-либо от него утаить. «Что будет со мной?» — это самый насущный и самый мучительный вопрос. С одной стороны Карол, с другой — немилосердно трезвый день, от которого не скроешься. Карол повернулся к нему спиной, отдал Божену на его милость. Делай, что хочешь, думай, что хочешь, отдыхай, пока есть время…

Остаться тут она не может. Минутная бездумная лень — лишь краткое забвение. Карол пойдет в институт, его ждет работа, обязанности, а как же она?..

Перед Боженой неожиданно разверзлась пустота, ничто ее не ждет, ей нечему подчиняться. Если бы сегодня же ей сказали, что она принята на педагогический факультет, — и это было бы лишь началом, которого, помимо всего прочего, нужно еще долго ждать. Время течет неизмеримо медленнее, чем вчера днем или минувшей ночью. Бежала, бежала — и вдруг остановилась… Надо оглядеться, куда идти дальше обычным шагом.

Ею овладевает нетерпение. Умывается первой, одевается и ждет, пока Карол придет на кухню. Разговаривают мало. Вот чай, вот сахар, хлеб довольно черствый. Масло… Его маловато, но на двоих как-нибудь хватит. Черствый хлеб с маслом вкуснее. Если б я знал… Не успел сделать покупки, сегодня надо будет позаботиться.

Божена проголодалась, но хлеб с маслом ест через силу. Заскочим по дороге в буфет или молочный бар, время есть… Карол порядком-таки растерян. Девушка наблюдает за ним — что же ей еще остается? Все так деловито и торопливо.

— Что ты на меня смотришь?

На его губах мелькает улыбка, но и она не прогоняет туч с лица Божены.

— А разве нельзя?

Тряхнув головой, девушка морщит лоб и еще внимательней рассматривает мужчину напротив.

— Ты устала…

— Есть от чего!

Божена решительно поднимается из-за стола, не сидеть же тут неподвижной мумией, этакой жертвой, вызывающей жалость. Вот она сейчас покажется ему вся, с нарочито выпяченной грудью. Глянь-ка: меня не убыло! Я знаю, чего стою, и принадлежу только себе…

Поднялся и Карол, погладил ее по щеке.

— Ну-ну, не воспринимай все слишком трагически.