Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Видать, ослабел от поездки, просилось на язык, но она смолчала. Сама хотела, чтобы поехал, не терпелось узнать про Имро, а вот теперь это казалось ей скрытой причиной недомогания. Хотя вряд ли — он и до поездки чувствовал себя неважно. После возвращения стало хуже, это верно, но точно так же он мог бы сдать и не уезжая из дому. Поездка — только зацепка для памяти, как-то обозначенный день в потоке времени.

Когда под вечер жена отправилась кормить телят, он встал и оделся. Подошел к отворенной двери бывшего хлева, где теперь обитали гуси, куры и кролики. Божена обдирала там кукурузу. Рука, крутящая рукоять небольшой машины на высоких косых ножках, замерла, но отец не замечал, что творится рядом и кто там, за раскрытой дверью.

Накануне вечером за столом опять речь зашла о его здоровье, но он поспешил перевести разговор на дела кооператива, где работает агрономом. Готовилось объединение кооператива то ли с еще одним, то ли с двумя соседними. Разговор оживился, поскольку в одном из этих кооперативов хозяйство велось так нелепо и по-спекулянтски, что его просто необходимо было присоединить к какому-нибудь хозяйству, иначе бы все развалилось.

Какое-то словечко вставила в разговор и Божена, осторожненько, вежливо. Отец поддержал — это ее обрадовало. Даже слияние кооперативов начало интересовать. Что-то происходит, что-то еще произойдет, значит, будет о чем говорить. Выходит, эта новость имеет какое-то значение и для нее.

Утром на тихой улочке, где оба ряда домиков будто вросли в землю, стало людно и шумно. В особенности около дома Земковых, перед их палисадником с бетонированной дорожкой. Но отнюдь не из-за упомянутого слияния (оно только готовилось, и еще ничего не было решено). Как раз напротив, по другую сторону улицы, творилось нечто воистину необычное, выманившее из домов всех, кто жил по соседству и не был сейчас на работе.

Уезжали Берешевы, которые жили здесь испокон веку, как, впрочем, и остальные семьи. Переселялись из деревни… Высокий, тощий шестидесятилетний Береш покидал дом, где жили его отец и дед. Еще и покупателя не нашел, еще не знал, кому дом достанется, кто в нем будет жить, а уже вместе с женой решился на отъезд. Их старший сын живет в городке, что вырос вокруг большой фабрики километрах в тридцати отсюда. Там продается дом. Небольшой, в приличном состоянии. В нем и поселятся старшие Берешевы, пенсионеры.

Поначалу-то они противились, а потом согласились: да что уж, самим лучше будет. Это ведь так говорится — город, а гусей держать можно и на новом месте. Улица и двор почти как в деревне, а все ж таки город!

Зеленые ворота распахнуты настежь. Соседи помогают разместить мебель и остальные вещи в кузове большого грузовика. Несколько мужчин и женщин постарше стоят на дороге или перед своими домами, следя за тем, что делается на дворе Берешей. По тротуару бегают две девочки в резиновых сапожках, малорослый черный пес да мальчонка лет четырех.

Поодаль Боженин отец в бараньей шапке и в старой долгополой «охотничьей» шинели разговаривает с соседом Берешей семидесятилетним Голицким.

— На ихнем бы месте, — рассуждает тот, — я б отседова ни ногой… Чем тут плохо?

И он сует в рот трубку, которой только что тыкал в сторону соседнего дома.

— Это их дело, — говорит Михал Земко. На его подбородке зябко топорщится небритая седая щетина.

— Говорят, дом, что они купили, совсем развалюха. Мой Па́лё сказывал… Ремонта, мол, требует.

— Да и этот сослужил свое. Выстроен, поди-ка, еще до вашего рожденья. — Он в упор разглядывает смуглое лицо старика в лицованном серовато-зеленом пальто, впереди, у пуговиц, дочерна протертом и засаленном.

Голицкий потягивает трубку и медленно выпускает дым, глаза его устремлены куда-то вдаль, поверх дороги.

— Постой, постой! — он с минуту вспоминает. — Пожалуй, что так. Поставили его года за два до моего рождения. От отца слыхал. А хоть бы и так, — продолжает он, поскольку собеседник молча следит за суетней во дворе. — Тут все знакомо… А там? Бог ведает, что их ждет…

— Зато поживут около сына, немолоды уж. Штево — хороший сын, — с расстановкой выговаривает Земко и мысленно видит своих детей — три дерева в чистом поле. Стоят они и словно говорят ему: выбирай, решай, к которому из нас подашься, которое тебя приютит…

— Правда твоя… Годы… Но я бы ни за что не привык.

— Да вам и не к чему. — Агроном дает старику понять, мол, пустые это разговоры. — У вас тут две дочери и сын.

Глядя на грузовик, тот замечает:

— Что-то долго копаются. Этак и до обеда не управятся! Поворачивались бы сноровистей.

— Шутка ли, покидать насиженное место…

Тем временем на пороге появилась Божена. Одета как на прогулку. Ей и самой неприятно, что она слишком нарядна, но к иной одежде еще не привыкла. Да к тому же и не во что ей одеться — кто мог предположить, что придется надолго застрять в деревне, где люди носят одежду под стать их повседневной работе возле тракторов, скота и птицы?

Обогнула дом вдоль завалинки, посмотрела в сторону Берешей, да так и осталась стоять у раскрытой калитки.