Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Шесть ведерок стоят в тесном ряду, некоторые — совсем вплотную. В каждое нужно влить три кружки снятого молока да полторы молочной смеси.

Божена согнулась, расставила ноги, на ней старый синий халат. Правая рука ловко орудует: в бидон — в ведерко, в бидон — в ведерко. Полкружки она определяет на глазок, для этого хватило двух-трех дней тренировки. Рука действует точно, решительно. Когда в ведерке ровно сколько положено, случается, подольет еще. Естественная щедрость кормилицы — за каждым ведерком она уже видит сосунка и добавляет самым прожорливым.

Движения механические, но о постороннем думать почти невозможно. Голова склоняется к неровному бетону «предбанника» — телячьей кухни. Мысли вертятся вокруг кормления. Накормила больших телят, теперь очередь средних. Тем уже подбавляют в корыта сухого клевера.

Божена разносит клевер вилами и не видит, что в дверях стоит и смотрит на нее зоотехник Петер. Наконец оглянулась, чуть вздрогнула.

— Контролируешь?

Он идет к ней по центральному проходу. Лицо расплывается в улыбке.

— Ну, знаешь, у тебя для этой работы слишком высокая квалификация…

И запнулся, вдруг поняв, что его слова могут обидеть Божену.

— Спасибо… — глухо роняет она и отворачивается.

— Я не думал… не хотел тебя обидеть… — Он отворил дверцу в длинной деревянной перегородке. Может, хочет в утешенье погладить ее по плечу? Божена обернулась, словно готовясь к обороне. Вилы в руках: если понадобится, они станут для нее защитой.

— Оправдываться поздно, — громко говорит она. — Но раз уж ты здесь — заходи. И для тебя есть дело.

Петер послушно идет за ней. Наверно, надо поднять бидоны. Что ж, он поможет — и обида забудется.

Вошли к малышам. Божена отворила дверцу в ограде, к которой телята ходят пить, отступила в сторону и уколола его взглядом.

— Полюбуйся на эту мерзость!

И жестом показывает на темную лужу в центре бетонированного пола. О том, что под ней сток и решетка, можно лишь догадываться.

— Совсем не стекает! Два раза в день приходится выносить ведрами. Очень приятное занятие… До каких пор так будет?

Петер, наморщив лоб, разглядывает телят.

— Отток негодный…

— А исправить нельзя?

— Ничего не попишешь, — с ленивой усмешкой цедит он. — Жижа просто уходит в землю, всасывается…

— Почему же не сделать нормального сточного канала? Как вы можете не обращать на это внимания? — выговаривает ему Божена.

— Почему да почему… Не я строил, не с меня и спрос.

— Удивляюсь тебе, Петер. Говоришь, точно старик, которому все едино.

— Потерпите, — продолжает он, словно и не слышал. — Осенью-то кооперативы сольют, и неизвестно, что тогда будет. А пока попробуем еще разок прочистить…

Даже не взглянув на него, Божена проходит в коридорчик-«предбанник».

— Не будь такой строгой, — примирительно говорит зоотехник. — Поговорим о чем-нибудь более приятном.

— Некогда мне, — огрызается Божена. — Телята голодные, не видишь?

— Может, мне ты нужна больше, чем телятам? — Он гладит Божену взглядом и не скрывает, что с удовольствием попытал бы счастья и более осязаемым способом.

— Бедняжка! — девушка меняет тон. — До чего ж тебе плохо живется!

— Могло бы и лучше. Но это зависит не только от меня…

— От кого же еще, скажи на милость? — Божена прикидывается непонимающей. Из озорства ей вдруг захотелось поиграть с парнем, который отнюдь не рвется к работе и всегда готов поразвлечься. Долгий взгляд — глаза в глаза; улыбку Петер может истолковать как вызов, как попытку соблазнить его.

Зоотехник поспешно озирается, словно бы ища место, где можно уединиться, не видеть ни телят, ни коровника, ни свежего навоза. Но чудес не бывает: на скорую руку ничего не сыщешь.

— Знаешь… — голос его становится хрипловатым, — когда ты здесь, я не нахожу покоя, все время тянет к тебе. Хожу туда-сюда, стараюсь себя пересилить, а потом…

— Ходишь, как кот вокруг горячей каши. Так, что ли, об этом говорят? — перебивает его Божена и сама удивляется своей дерзости. Коротким смешком хочет смягчить сказанное. Но Петер понимает ее иначе… Точно в ответ на слова Божены, он хватает ее за руку.

— Ты и правда такая горячая?

Пытается прижать к себе, но Божена увертывается.

— Руки у меня грязные, вся я провоняла телятами, — говорит она деловито, (как бы объясняя свое поведение.

— Неправда, да и вообще мне это не мешает, — торопливо бормочет Петер. Глаза его блестят, рот приоткрыт, он прикасается рукой к плечу Божены.

— А мне мешает! — задиристо произносит девушка и на шаг отступает.

— Мы могли бы встретиться и в другом месте…

— Где же? — спрашивает она насмешливо и вместе с тем снисходительно.

Парень в нерешительности, но старается это скрыть.

— Что-нибудь сообразим… Когда очень хочешь, всегда найдешь выход.

— Да, но тут — дело нелегкое… — Божена надувает губы, словно и она раздумывает. — Кафе нет, кино тоже… — Она одаривает Петера короткой улыбкой, тонкой, как лезвие ножа. — Придется нам встречаться здесь, около телят. Так оно вернее.

— Ты меня не понимаешь…

— Понимаю, еще как понимаю! — с готовностью кивает она. — Не маленькая!

— Слушай, чего ты хочешь?