В современной науке наибольшее внимание внушению уделяется в политической риторике, имеющей дело именно с большими группами. "Как бы ни были разнообразны способы повышения эффективности выступлений, предлагаемые в перечисленных исследованиях, почти все они имеют одно общее ограничение. Они рассматривают процесс убеждения прежде всего как процесс сознательный. Принятию мнения должно предшествовать усвоение содержания. Между тем мыслители и политические деятели еще несколько веков назад начали понимать, что сознательное убеждение не единственный способ заставить принять мнение. Когда речь идет о больших массах народа и о политике, то, пожалуй, рациональное, аргументированное убеждение есть наименее пригодный способ."[1, 192] Много внимания сущности внушения уделяет неориторика. Так, В.З. Демьянков называет внушением в широком смысле слова "готовое мнение, навязываемое с добрыми или дурными намерениями, логически или гипнотически."[27, 32]
Итак, обращение к чувствам и эмоциям аудитории совершенно закономерный, естественный процесс, игнорирование которого приводит к риторической неудаче. Причем в отличие от доказательства, которое поддается точному описанию и осмыслению, внушение — явление гораздо более сложное и непредсказуемое, и его эффективность в значительной степени зависит от личности говорящего. Поэтому далеко не всегда аудитория добровольно и покорно воспринимает внушаемые ей идеи. Это уравнивает в правах оратора и аудиторию и сводит на нет разговоры о недопустимости средств внушения: "всякий говорящий внушает", однако подготовленный слушатель правильно оценивает степень и средства воздействия и сознательно отбирает только то, что соответствует его убеждениям. Именно поэтому риторическая подготовка особенно необходима: только грамотный слушатель может увидеть, что против него применяют средства внушения и сможет определить, нет ли среди них спекулятивных приемов, применить приемы контрсуггестии.
§ 35. Идеи воздействующей речи реализуются прежде всего через топосы или общие места. Топос (общее место) с древних времен считался краеугольным камнем публичной речи. Впервые наиболее полно сущность и виды топосов были описаны Аристотелем в «Топике» и «Риторике», где они трактовались как один из важнейших элементов риторической аргументации и обозначали мысли, которые помогают оратору объединиться с аудиторией, найти с ней общий язык: так «благо», с точки зрения аристотелевской риторики, это "все то, что люди согласятся признавать благом". Именно поэтому, помещенные в речи, "общие места" помогают оратору склонить людей к своей точке зрения.
Рассмотрение этого понятия в риториках более позднего времени шло по пути его формализации, что привело к тому, что в XIX в. "общими местами" стали называть тривиальности, избитые истины. То есть "общее место" понималось как сентенция, которую человек запоминал в готовом виде и использовал в своей речи по мере необходимости. Ср., например: