Современная девочка. Алюн

Когда работалось, тогда и пелось. «Червона калына, чом не розквитаеш...» — начала Иванна, тут же перескочила на другую: «Стоить дивча над быстрою водою, стоить дивча и писню гомоныть: «Быстра вода, визьмы мене з собою, бо я не хочу на сим свити жить...» Нет, хочу, хочу! Песни всё какие-то печальные. Любую возьми — жалоба и слезы. Правда, песен с короткими строчками-обрубками Иванна не любила: «тра-ра-ра да тру-ру-ру»! Песни должны быть протяжные, раздольные, чтоб по свету далеко разлетались, чтоб и через горы перемахивали. Но такие песни — все печальные. Сейчас Иванне хотелось другой, и она работала, придумывая свои песни, без слов, голосом. Зачем и слова, ведь голосом многое можно сказать.

Она стала на подоконник, распахнула окно, развела широко, вместе с рамами руки.

—      А-а-а-а! — будто у себя дома, на горе стоит, и село видно, и сестры, и мама, а песня поднимается выше, выше. — А-а-а-а! — по вершинам дубов, к земле не никнет, потом за острые смереки зацепилась, за горы улетела.

А если так:

—      О-о-о-о! — Голос идет волнами, ближе к земле катится, кружится над потолком, пока не нырнет в его глубину и быстрину.

—      И-и-и-и! И-и-и-и! — Как кнутом рубит воздух, во все щели проникает, само такое узкое, щелястое: — И-и-и-и!

А потом вздохнуть всей грудью и:

—      Э-э-э-гей! — с придыхом, с посвистом, даже тучи хмурые откликнутся, вернут назад широкое и вольное «Э-э-э-гей!».

Иванна застыдилась: не в лесу же она, не в горах, стоит тут на подоконнике с тряпкой в руках, голосит и, как птица, руками машет. Хорошо, что люди сейчас на работе, не слыхал, наверное, никто...

Она вымыла окна и полы прихватила, успела снова в свое голубое платье переодеться, а тут и хозяева пришли.

Софья Александровна похвалила Иванну, сказала, что давно собиралась, да руки не доходят, а пора было вымыть, окна на зиму уже просятся, заклеить.

Денис Иванович нахмурился, не на Иванну — на Софью Александровну:

—      Ты бы лучше Клару заставила потрудиться. Не в дом глядит девчонка, а из дома, всё какие-то побегушки да поскакушки.

—      Маленькая она, — ответила Софья Александровна.

—      «Маленькая»! Шестнадцать скоро! Она всегда будет маленькой, такой уж уродилась. И ты мне из нее игрушку не делай, запомни и своей Кларе внуши: Иванна — не прислуга, не в няньки я ее для Клары пригласил, помочь нужно человеку!.. Девочка постаралась — спасибо, только впредь чтоб все было поровну: что ей, то и Кларе. И ты, Ива, свое плечо вместо Клариного не подставляй, прошу тебя. Что-то с Кларкой не то происходит...

—      Не преувеличивай, — снова возразила Софья Александровна, — девочка как девочка, ты же и не видишь ее совсем.

—      Не вижу, а чувствую.

Иванна растерялась: как же так можно, чтоб она жила у людей, ела их хлеб и ничего не делала? Клара — так она дочка, это ее право. Как сказать им это? Не привыкла она так, не сможет. Но Денис Иванович перевел на другое:

—      Ну, давайте повечеряем. Редко я дома бываю, даже по своей ложке соскучился. А Клары вот и нету, посидели бы вместе, поговорили. Где она шастает? — снова начал он сердиться.

—      У девочки хорошие друзья, пусть погуляет...

—      Ты хоть знаешь, где она гуляет?

—      Не беспокойся. Во Дворце пионеров затеяли оперу ставить. Клара тоже роль получила. Пусть занимаются, дело хорошее.

Ужинали втроем. Иванну удивляли отношения между Софьей Александровной и Денисом Ивановичем: ни злобного крика, ни тычка, разговаривают, как директор школы с учительницей, а не муж с женой. Подать что-нибудь — «спасибо», попросить — «пожалуйста», чуть что — «извини»... Раньше Иванна считала, что такое бывает только в кино: оказывается, и в жизни так живут люди. Но все равно между Денисом Ивановичем и Софьей Александровной какая-то тревога бьется, какое-то неуловимое недовольство. Может, из-за Клары? Разговор, что сегодня возник, видно, у них давний.

Всей душой была Иванна с Денисом Ивановичем. Конечно, жена его — хороший человек, не ругала, что он Иванну привел, восприняли они это с Кларой как что-то обычное; два дня она тут, а они на нее как на чужую не смотрят, будто она давно им знакома, будто родня. Но если бы у нее, у Иванны, был такой отец, если бы Денис Иванович был ее отцом, разве бы она пурхала из дома, как Клара? Даже не вспоминает об отце, о том, что он с работы придет. Ей бы Иванниного отца хоть на денек, она бы оценила своего, пожалела... И дома-то он почти не бывает, свободный вечер — редкое счастье. А выпал такой случай — Клары нет, ему тоскливо без нее.