Мама испугалась, заахала, пожалела («Говорила — не надо в темноте на улицу ходить, говорила!»), но отец смотрел недоверчиво, стал подробно расспрашивать, что за ребята, где живут, встречал ли раньше. Проверил его куртку — почему не облита вином, если поили насильно, но Алюн твердил свое.
Чего только не пришлось выслушать ему о пьянстве в этот вечер, и на следующий день, и еще через день, и бесчисленное множество раз!
Мама притащила из поликлиники брошюры с картинками и диаграммами, вслух прочитала страшные вещи об алкоголиках, их будущем и будущем их детей. Алюну пришлось клясться — и не раз! — что он все понял и больше не будет, не будет, не будет...
И от брата пришло письмо. Мама теперь брала Аркадия в союзники, хотя совсем недавно воспитывала его теми же методами и словами, что и Алюна. Аркадий писал: «Алюша, не повторяй мою ошибку, ты что-то долго задерживаешься в детках. Задумывайся почаще о себе: кем ты есть и кем должен стать в жизни. Закаляйся физически и духовно. Брось слюнтяйство, не жалей себя сейчас, чтоб потом не так мучительно привыкать к трудностям, как приходится мне. Делай зарядку, обтирайся, купи гантели. Это не пустяк. Если сможешь пока хоть это организовать, значит, сможешь и другое. Вот попробуй, и ты увидишь, как здорово чувствовать себя сильным, умелым...»
О последнем происшествии с Алюном тоже, конечно, написано: «Ты там, кажется, в бутылочку заглянул? Мама очень переживает, Алюша, а я тебя просил и прошу: маму — береги, тут я тебе ничего не прощу! Сам я потребности выпить, тем более напиться пока не испытывал. И не потому, что дома сухой закон, а потому, что все мерзкое, античеловеческое, с чем мне иногда приходилось сталкиваться, в основном шло от пьяных бесконтрольных морд. В армию тоже попадают такие типы. Когда увидимся (до чего же я соскучился по дому, по тебе, Алюша!), расскажу подробнее, с примерами. А пока просто прошу: никаких дружков не слушай, вырабатывай свой самостоятельный характер. Я убедился: для полноценной жизни человеку нужен четкий распорядок и контроль, так что на родителей не обижайся. Надо мной старшина, такой же мальчишка, как я, а я его должен слушать, бегу выполнять все приказания. Твой старшина — мама и папа...»
Алюн все это читал, выслушивал, но к себе не прикладывал: алкоголики — и он? Смешно! Неужели родители такие наивняки, что верят, будто он вообще вина никогда не пробовал? Бывало ведь и раньше: на именинах некоторые родители наливали по паре глотков шампанского или домашней наливки, просто он дома не говорил об этом, иначе бы и вовсе на именины не пустили. Они не замечали, не принюхивались, а он, в общем-то, к этим глоткам вина и не стремился. На именинах весело и так, вино и чоканье — ритуал.
Движение, ритмы, томящие душу мелодии, непонятные слова, по-особому выдыхаемые под музыку прославленными зарубежными певцами — вот что опьяняло, будоражило, влекло его к себе постоянно, и еще то волнующее, почти неосязаемое, что исходило от девочек, от прикосновения к ним...
Но в тот вечер, у Гузьки, он ощутил еще одну, неведомую раньше возможность — испытать блаженное состояние и без именин, без девочек, а вот так — с вином и хорошими веселыми парнями. И хотя он обещал маме и папе — не буду! не буду! — и брату сразу ответил, не вдаваясь в откровенность и подробности, а просто соглашаясь «быть хорошим и в бутылку не заглядывать», Гузьку и его приятелей искал. Но вечером во двор его не пускали, он и сам знал, что надо перетерпеть, чтоб поверили и снова ослабили контроль, «дышать воздухом» мог только после школы, а в такое детское время уважающие себя люди гулять не выходят. Поэтому их ни разу не встретил, но хорошее воспоминание о Гузьке, таком смешном, веселеньком, пьяненьком добряке и его товарищах, не бросивших Гузьку одного на темной мокрой аллее, жило в Алюне, как и надежда все-таки еще повстречаться с ними и хорошие часы-минуты повторить.
Родители решили, что ему очень приятно общаться с ними, почти все время теперь кто-нибудь при нем находился; то ли отец, то ли мама и очень часто — они оба. Даже о своих объектах и уколах они стали меньше заботиться. Часто покупали билеты в кино и театры, ходили вместе, хотя Алюну еще не исполнилось шестнадцати.
— По твоим данным этого не скажешь (голова Алюна возвышалась над маминой и даже чуть-чуть над папиной), и лучше ты будешь ходить с нами на взрослые фильмы, чем пить вино неизвестно с кем, — сказал отец.
По воскресеньям кто-то из них вел его в музей или на какую-нибудь выставку. Алюн с тоской подсчитывал, что музеев в городе и всяких мемориальных мест, которые можно созерцать с маминой воспитательной точки зрения, великое множество. Да еще всяких передвижных выставок навалом!