Современная девочка. Алюн

Ника жалась к Тане, Рябов подчеркнуто опекал Клару, кутал в полушубок, а сам щеголял новым зимним пальто с барашковым воротником. Иванна оказалась рядом с Симой, и было непонятно, на кого из них бросает выразительные взгляды Володя Сопенко, примостившийся напротив. Иванна его считала истинным Онегиным, никогда бы ни за что не полюбила такого, ее сердце чуралось черствых людей. И уж никак не могла догадаться Иванна, что в это время в голове «черствого Онегина» бьются строчки стихов и ее имя — Иванна — рифмуется с высоким словом «мадонна». Сима старалась не показать Володе, что страдает, что ей больно. На первой же репетиции они оба сделали вид, что ничего не произошло, будто договорились. Просто теперь Володя подходил к роялю не со стороны Симы, а со стороны Елены Константиновны, это заметил разве что Рябов. Сима поймала его злорадный взгляд. А в остальном все осталось прежним, если не считать той боли, которая саднила в сердце, не уходя ни на минуту, чем бы Сима ни занималась. И она сразу уловила, что Володя восхищен и взволнован необычайной красотой Иванны. Может быть, кому-то с устоявшимися городскими вкусами она бы и не понравилась, но Володю привлекла именно эта необычайность. Самородок... Природа щедро одарила Иванну. Ее душа отзывается на все прекрасное, нужно только научить ее, обогатить знаниями, и это сделает он, Володя. Открытый, чистый лик, гладкий лоб, косы короной — как нимб. Мадонна. Брови — нежные колонковые кисточки, одна совсем ровная, другая слегка изогнута, в зеленых глазах дна не видно... Но Иванна ни одним взглядом не откликнулась на его восхищение.

Выбитая войной дорога подбрасывала машину, кренила то в одну сторону, то в другую, пробовали петь, но ревел мощный мотор, лязгали цепи, и постепенно все затихли, глядя в прорехи брезента.

Дорога пробегала мимо сел и полей, сквозь леса. Это была первая такая длинная дорога в жизни Иванны. Но она уже и удивляться перестала.

Не удивилась она и огромному городу; да он и не понравился ей, втянул машину в узкие улочки среди высоких мрачных домов с узкими окнами, узкими башнями. Грохотали трамваи, спешили люди, все вертелось перед глазами Иванны. Нет, не хотела бы она жить в этой кутерьме, тут и остановиться, и призадуматься негде.

Но потом, когда слезли с машины и пошли побродить перед спектаклем по городу, он показался ей совсем другим. Старый замок — еще со времен князя Данилы Галицкого — вздымался над городом. Наверное, с его вершины можно заглянуть в любой городской закоулочек.

Вышли к величественному зданию с колоннами, скульптурными группами, высеченными на фасаде надписями.

Иванна подумала, что красивее этого здания нет, наверное, на целом свете. Может быть, это и есть оперный театр?

Но это был университет.

Потом они долго стояли перед памятником Адаму Мицкевичу. Заходило солнце, и все вокруг было розовым: и ледяная пыль от фонтана, и стены домов вокруг, и крылатый Гений, протягивающий лиру великому польскому поэту. Тут толпилось много людей — видно, это место львовяне любили и почитали.

Уже в сумерках бежали к оперному театру. По тротуарам от фонаря к фонарю, как на картинках старого пушкинского Петербурга, ходили газовщики с длинными палками. Крючком отворялась дверца, вспыхивал фитиль, и, медленно разгораясь, фонари наливались зеленоватым светом, делая старинный город совсем сказочным.

Елена Константиновна ждала их у входа в оперный театр.

— Должна вас разочаровать. «Евгения Онегина» сняли. Заболел кто-то из ведущих артистов. Дают балет «Лебединое озеро».

Кроме Тани, никто балета «Лебединое озеро» не смотрел, но все приуныли, а Елена Константиновна успокаивала:

—      Может быть, это и лучше. Все равно у вас не получится, как у профессиональных артистов, не будет причин для неверия в свои силы. А ведь музыку к балету «Лебединое озеро» тоже написал Чайковский...

5

Иванна была перенасыщена движением, новизной, просто не могла больше ничего принять, смотрела на окружающее, как через пленку.

Слева возле нее о чем-то тихо думала Сима, справа что-то рассказывал Володя — кажется, содержание балета. Рябов слетал вниз, принес программки. Громко, весело восхищалась театром Клара, что-то назидательно говорила Елена Константиновна. На Иванну нашло какое-то отупение. Если бы это не все сразу, а постепенно...

Но вот начала притухать люстра, померк зал, отодвинулись в темноту ложи, остался только освещенный прожектором занавес. Прошел на место дирижер, прошелестели аплодисменты, он поклонился, повернулся к залу спиной, поднял руки...

Музыка, тонкая, въедливая, как будто в оркестре одни скрипки, стиснула, оплела, приковала к себе и понесла куда-то, где и сладко, и больно... Иванна даже не поняла, для чего вдруг раздвинулся занавес, для чего все эти яркие декорации, девушки в белых сверкающих юбочках, с перышками на голове, семенящие худыми ножками? Разве мало одной музыки?