Современная финская новелла

Последнее время она искала приметы во всем, хотя случалось, что они ее обманывали. Как в тот раз, когда она загадала, что если автобус подойдет сразу, и если в коридоре перед первым уроком она встретит Анну, и если ее красную шапочку кто-нибудь все-таки найдет и положит к ней на парту — и все получилось именно так, но потом не было ничего. Да, если подумать, приметы ведь часто не сбывались, и этот снег, наверное, не означает ничего плохого.

Ее ожидание стало особенно мучительным теперь, когда папа пообещал, что позвонит сам. Обычно звонила она, после обеда, пока мама не пришла с работы, потому что тогда и Пегги не было дома, можно было не бояться, что трубку возьмет не папа. Иногда он говорил ей, что на этой неделе они встретиться не смогут, потому что у него нет минуты свободной, пусть она позвонит как-нибудь в другой раз, на той неделе, — и она снова звонила через неделю, а порой еще через неделю, и еще, пока у него, наконец, не находилось для нее немножко времени. Ей было грустно слышать каждый раз, что у него полно работы, и получать отказ за отказом — но тогда все-таки она могла позвонить ему когда захочет, и это было лучше, чем сидеть вот так и ждать. Конечно, папа просто не может понять, что всякий раз, как он пообещает «позвонить на днях», ждать становится сущим мучением, но она никогда ему этого не скажет.

Вот уже несколько дней, как начались каникулы, а она все не решалась выйти из дому и так устала, что не могла ничего делать. После обеда ее часто клонило в сон, но она не ложилась, боясь проспать звонок. Когда однажды позвонила Анна и позвала ее погулять, Ева соврала, что у нее не то живот болит, не то голова, и Анна тогда обиделась. В тот раз мама тоже рассердилась, что Ева все сидит дома, но мама, слава богу, каждый день на работе и ругает Еву начиная с половины пятого.

— Он ведь снова позвонит, если тебя не застанет, — говорила тогда мама.

— Он забудет, — отвечала Ева, — или очень расстроится. Я ведь сказала ему, что я целый день дома.

Папа обещал позвонить под рождество или сразу после рождества. Ну в крайнем случае — под Новый год. А Новый год наступает в эту ночь.

Вдруг она заметила, что мысленно называет его не папа, а Ян. Этой осенью он как-то попросил ее, чтобы она называла его Яном, как мама, Пегги и все друзья — Ева ведь уже совсем взрослая, и они тоже будут друзьями. Это было в тот раз, когда Ева шла к ним и мечтала, как они с папой будут сидеть дома и играть в кости или в математическую игру «Мастер Майнд», — но Ян и Пегги уже стояли в передней, они сказали, что идут в ресторан и возьмут ее с собой. Они ехали по городу на трамвае, тогда-то он и шепнул Еве на ухо насчет Яна и прижался щекой к ее щеке, и казалось, что у них теперь есть общая тайна, которую Пегги знать не должна.

В ресторане было много людей и яркого света, отовсюду свисали диковинные зеленые растения, а в паузах между танцами слышалось журчание воды в маленьком фонтане. Она прошла вслед за Яном и Пегги к столу, где уже сидели какие-то незнакомые люди, и утонула в мягком диване, рядом с Яном. Ян сказал, что тех, других, зовут Эверт-Гуннар и Ингалилль, и что у Эверта-Гуннара сегодня радость, у него на днях вышла книга. Ева знала, что у Яна тоже время от времени выходят книги. Ей стало немножко жаль Эверта-Гуннара: хоть у него и радость, но рядом с ним на полу почему-то лежала трость, Ева постаралась незаметно заглянуть под стол — вдруг он без ноги? — но ничего особенного не увидела или, может быть, не успела заметить.

Еще за столом сидело двое детей: девочка, все время жевавшая резнику, и кудрявый мальчик. По глазам Пегги было видно, до чего девочка ей не нравится. Ян сказал, что все они — его хорошие друзья, они каждое лето встречаются на курсах — есть такие курсы, где учат писать стихи. И как бы он ни был занят, для этих курсов он выкраивает время каждое лето — для него очень много значит уже то, что они там собираются все вместе, нельзя же предать тех, кто так на тебя рассчитывает.

Ели они очень долго и заказывали бутылку за бутылкой. Папа, которого теперь звали Ян, разрешил ей отпить чуть-чуть из его бокала в честь того, что она впервые в ресторане, и к тому же у Эверта-Гуннара сегодня радость, а до этого ему было очень плохо много лет подряд. Тут женщина по имени Ингалилль вдруг заплакала, полезла в сумочку, достала оттуда носовой платок и прижала к глазам. Тогда Эверт-Гуннар погладил ее по голове, и она сначала заплакала еще сильнее, но потом успокоилась и убрала платок обратно в сумочку. Нос у нее блестел, вся тушь с ресниц размазалась по щекам.