Современная финская новелла

Айла следила за летящим огоньком. Ликующая свобода, дерзостный порыв бился в мыслях, как в детстве, когда санки тронутся и заскользят с высоченной горы. А что, если б я и вправду была точкой света, летящей в просторах? Если бы каждый человек был подобен тому мчащемуся огоньку? А куда же он подевался? Пропал, погас… вот так же и человек…

Затрещали кусты. В сумраке вспыхнул луч карманного фонаря, и в его свете — бледное лицо.

— Шавка, черт ее дери, — шепнула Ленну.

— Теперь давай бог ноги!

Фрау Захн тяжело дышала, глаза совсем вылезли из орбит. Парни спрыгнули наземь и мгновенно исчезли. Ленну и Хелена — за ними. Айла сломя голову бросилась во тьму и — упала в свежевырытую канаву. Она скривилась от боли, кое-как села и ощупала колено — на нем была длинная саднящая царапина.

— Ой, кто здесь? — вскрикнула старуха.

Айла хотела убежать, но колено болело. Она боялась обнаружить себя. Покамест Шавка не заметила ее за кустами, видно, думает, что все сбежали. Придется подождать удобной минуты, чтобы ускользнуть отсюда.

Старуха изрыгала проклятия, скрежетала зубами и грозила кулаками во тьму. Затем она грузно шагнула к дереву, тяжело привалилась к нему всем телом, точно приросла к стволу, дряблые плечи ее поднялись, и она заплакала в голос, как дитя.

Жалость стеснила и переполнила душу Айле. И надо же старому человеку так рыдать… Она поднялась из своего укрытия, осторожно подошла к старой женщине и тронула ее за плечо.

— Entschuldigen Sie bitte, entschuldigen[39] — встревоженно сказала Айла.

Старуха обернулась, перевела дух и разразилась громкой, ужасной бранью. Хорошо еще, что Айла не все понимала. Она убежала бы снова, если бы старуха не схватила ее крепко за руку. Уж их-то, заграничных шлюх, она, конечно, узнала, и если бы господин Аккерман вернулся, то господин Аккерман воздал бы им по заслугам, он бы, конечно, разогнал всяких там турок и всю остальную мерзкую компанию, которая угнездилась здесь, на землях господина Аккермана. Потому что господин Аккерман был всему здесь хозяин, и, если бы он вернулся, в желтом корпусе настали бы другие порядки, это точно, потому что кто-кто, а господин Аккерман умел навести дисциплину и научить порядку, она это знает, двадцать лет служила ему…

Айла вырвала руку и кинулась наутек. Она добежала по примятой траве до дома, но не осмелилась войти сразу, боялась, что ее заметят, и спряталась в тени деревьев. Одышка постепенно унялась, испуг и отвращение умерились, и она вдруг поняла душу этой женщины, что было единственным смыслом ее жизни. Господин Аккерман, вероятно, навеки останется для нее хозяином. А за хозяйским добром следовало присматривать, неусыпно беречь его от турок и прочих бандитов.

В роще, за оградой, слышались голоса. Значит, остальные убежали туда. Отчетливее всего доносился смех Хелены. Айла направилась в ту сторону. Вишни были почти съедены, теперь все только дурачились да хохотали. Герт и Хелена обнимались, Ленну кидала в рот последние вишенки.

— Вот она идет. Куда ты пропала? — спросила Хелена.

— Ушибла колено.

Айле не хотелось рассказывать о фрау Захн. Она боялась, что никто ее не поймет. Расскажи она, как старуха рыдала, все бы наверняка лишь посмеялись, до того осточертело им ее соглядатайство и сплетни.

Вдруг она поймала на себе взгляд Дитриха. Пускай себе смотрит, у него же есть подружка в городе. Напрасно надеешься чего-нибудь от меня дождаться, думала Айла. Однако вдруг все стало смешить ее: шутки, ужимки турка, летящие в траву вишневые косточки.

Турок поплевал на ладони, взялся за большущий камень и крякнул. Вот он выпрямился. Сумасшедший, куда он его тащит, с больным-то сердцем? Что он хотел этим доказать, силу свою или что, дескать, наплевать ему на болезнь?

Посинев от натуги, скрипя зубами, он донес камень до дерева, бухнул его оземь и со смехом вернулся к остальным.

Когда наконец отправились по домам, Угур поотстал от других и крикнул Айле:

— Ай-ай-ай, я боюсь идти один, у-у-у, у-у-у, такая темнота, liebe[40] Айла, liebe, liebe Айла!

Айлу разбирал смех. Она остановилась, оглянулась. Турок выбежал из темноты, взял ее за плечи и поцеловал прямо в губы. Айла остолбенела, вырвалась из его объятий и вбежала в дом.

До отъезда оставалось всего четыре дня. На фабрике Айла не смела взглянуть турку в глаза. Потом Угура послали работать в другое здание, и два дня о нем ничего не было слышно.

«Первый поцелуй, — думала Айла про себя. — Как о нем пишут во многих книгах, о первом поцелуе? Двое встречаются, глядят в глаза друг другу, гуляют допоздна, где-нибудь незаметно для себя останавливаются и вдруг, охваченные необычайной дрожью, губы касаются губ другого — подобно уголькам. А поцелуй турка? Он возник вроде как из пустоты, безо всякого ожидания, без искорки любви. Или все-таки Угур… Неужели кто-то мог заинтересоваться именно ею? А что, если этот поцелуй и вправду знак любви, знак ее тревог и обещаний?»