— Так газета писала.
— А может, она — ничего? И где мы ей хлев найдем, животных ставить, при ее доме-то нет, — озабоченно произнес Ранттила.
— Найдем. Пустые стоят. Вон у соседей Пеккари отменный хлев, если скота, конечно, не много.
— Так-то оно так…
— Ты скажи, если помочь надо.
— Ладно, скажу.
— Поживем — увидим. Только думаю я, что заживем хорошо, коли свой доктор будет! — оживился Кески-Пойкела.
— По-моему, дура она, если будет заниматься всем, чего наобещала! — брякнул Ранттила.
— Время покажет.
— А вроде шустрая она.
— Да уж, шустрая.
Завсегдатаи бара Эссо и приумножатели его дохода, мужчины самых разных возрастов, коротали время, почитывая газеты, изучая рекламу.
Самый старший из них, фронтовик Энсти Котаниеми долго вглядывался в фотографию докторши и наконец выпалил:
— Да, черт побери! Ее фамилия Мертси?
— Мертси. Ревекка Мертси, — ответил ему сын Перттунена.
— Ах, черт возьми! Гляжу я на фото и вижу, что она — дочь того капитана!
— Какого еще, к дьяволу, капитана? — удивился Нюнянен.
— Да был у нас командир роты в Суосалми, когда воевали: Е. И. Мертси, а она, видать, его дочь. Сам-то он на пенсии, если жив, конечно, и поди, полковник в отставке. Он уже тогда был в летах.
— Не один же Мертси на свете — есть и другие, — возразил Нюнянен.
— Может быть, но таких дураков нет, да еще дочь похожа. А уж эти ее занятия… Не-е, яблоко от яблони недалеко упало… Этот Е. И. Мертси такой же чудной, как и его дочь.
— Чего же чудного было в этом полковнике? — спросил Нюнянен.
— Тогда он еще капитаном был. Это теперь он, наверно, полковник, если жив, — сказал Энсти.
— Ну, и что было-то?
— Погоди, сейчас расскажу. Только пива бы еще. Девушка, а девушка! Принеси пивка.
— И мне еще!
— И мне!
— Мне тоже!
— Всей компании, что ли? — спросила девушка.
— Неси всей! Антти, тебе как? — спросил Энсти.
— Да-а.
— Ну так вот, этот капитан Мертси был у нас начальником на военных работах. И говорил этот мужик, что смерти бояться не надо, ее вообще нет.
— Как так?
— Чудны́м он нам тогда показался. «И чего он брешет?» — думали мы, сидя в болото.
— Ну?
— А он свое. Серьезно так заявляет, что это попы придумали смерть, а ее нет вовсе.
— Ну?
— Вот и ну! Только он успел это сказать, как по нам пошли палить. И такой наводкой, что голову не поднять.
— Ну?
— Ну и полегло тогда парней, кошмар сколько. Мертси, как и все, пригнулся к земле — в одном окопе были, рядом.
— Ну?
— Тогда я спросил его: «Каково? Может, смерти-то нет?» Глянул он на меня и сказал, что я примитивный. Дескать, негоже при солдатах начальство унижать.
— Ну?
— Я был тогда в чине капрала, как, впрочем, и сейчас — не понизили, хоть и спорил я с Мертси. Правда, и повышения я не заслужил. «Как же ваши доводы? — спросил я тогда капитана. — Мне кажется, что дух уже покинул этих парней, и один бог знает, суждено нам выжить или нет».
— Ну?
— Я сказал капитану, что он маленько ошибся и что с этим ему придется согласиться.
— Ну?
— Начал он тогда объяснять мне свою веру, что такое с точки зрения государственной эти наши погибшие товарищи. Они уже не слышат приказов, не исполняют их и не воюют.
— Ну?
— Они отправились в лучший мир и, к своему счастью, освободились от наших забот.
— Ну?
— Он сказал, что моральный дух его солдат не выдержал бы испытаний, если бы сам он не верил в бессмертие и переселение души. Тело умирает, а душа живот. Она не дремлет и не дожидается часа воскрешения, а переселяется в другое существо.
— Да-а?
— Он сказал, что то павшие вовсе не мертвецы. И вообще гибель на фронте, она как несчастный случай, при котором душа не погибает.
— Да-а?
— Так-то вот, парни, — сказал он. — Выше голову! Душа переселяется!
Об этом он долдонил и звал в бой.
— Есть же такие философы, — произнес Нюнянен.
— Вот… А теперь, когда читаю про его дочь, вижу, что это она, как две капли дочь своего отца, — заключил Энсти.
— Пусть душа переселяется куда угодно — мне все равно, — сказал сын Перттунена.
— И мне тоже! Главное, что у нас будет доктор. Лишь бы покладистая была, — добавил Нюнянен.
— Точно. И чтобы рецепты на спирт давала. Мне лично надоело это дерьмовое пиво, пора и чем-то лучшим заменить — спиртом к примеру, — пояснил сын Перттунена.
— Хорошо бы.
— Я с вами согласен, — сказал Энсти.
— Мы сразу на нее нажмем, как только появится, — предложил Нюнянен.
— Да, только уговор: я здесь самый старший, так что первым я к ней пойду. Годится? — спросил Энсти.
— Хорошо! — поддержал Нюиянен.
— Только помни, без нас не пей, если раздобудешь, — потребовал Перттунен.
— Поглядим.
— Друзей не забывай!
— Да уж не забуду.
Образно говоря, путь приходского врача Ревекки Мертси был устлан пальмовыми ветвями. Эта должность была олицетворением больших и внушительных надежд.
Технический прогресс поглотил почти всю жизнедеятельную силу прихода Хятямаа. Молодежь, обливаясь по́том, трудилась на конвейерах южных столиц и шведских предприятий. И только маленькая горстка преданных здешним обычаям людей по-прежнему вгрызалась в землю и валила лес. Большинство жителей были пенсионеры, остальные ожидали рекомендации врача для выхода на пенсию.