И он уехал. Выпить захотелось или какая-нибудь женщина ждет его? — спрашивал я себя. Трубы и все остальное я отнес вниз, в подвал, потом сел и долго разглядывал их, перебирая в памяти дневные события, и наконец пришел к выводу, что пока, во всяком случае, ничего непоправимого не произошло.
С утра началась работа. Я наблюдал, как Потеха наполнил трубу мелким песком, нагрел ее и согнул. После этой операции труба стала пестрой, шершавой.
Во время сварки я был за подручного и держал трубу. Потеха защитился маской, мне пришлось отворачивать лицо от искр. Отсветы огня бегали по стенам.
Я рассматривал его руки, казавшиеся слишком большими и медлительными даже для такой грубой работы. Карандаш в его пальцах выглядел тоненькой спичкой.
Когда начали ставить трубу, обнаружилась неточность в измерениях. Потеха вдруг умолк, словно не веря своим глазам, потом засмеялся, поглядывая на меня с удивлением, почему я не присоединяюсь к его веселью. Отсмеявшись, кивнул на кучу новеньких, блестящих труб и сказал:
— Ну что ж, начнем с начала. Материалов хватает.
«Хватает!» — вздохнул я, с досадой поглядев на испорченную работу. Метра три самых дорогих труб было загублено.
Мы взяли новые куски. На этот раз я, в меру способностей, принял участие в измерениях. Опять нагрели. Согнули. Снова я держал трубу во время сварки. Я сохранял серьезность, поскольку уже начал сердиться, но вдруг мастер снова расхохотался и пришлось остановить работу.
— Прямо потеха, чего только ни случается, — объяснил он мне.
Я вышел в соседнюю комнату, ругаясь про себя. Будет ли толк от всей нашей возни? С каким специалистом приходится иметь дело! Я прижался лбом к металлическому баку. Это немного успокоило. Тем временем он возобновил сварку. Увидев это, я вернулся и стал держать трубу. Слесарь работал серьезно, и на этот раз все подошло точно.
Я начал пробивать отверстие в цементной стене. Потеха совсем загрустил, и это заставило меня подойти к нему, чтобы как-то ободрить его. Я спросил:
— Когда тут пройдет труба с горячей водой, как это будет в смысле пожарной опасности?
— Чего, чего?
— Стена у нас не загорится? Ведь тогда до трубы не дотронешься. Вода же будет нагрета до восьмидесяти градусов.
Глаза Потехи выразили полное недоумение.
— Это против законов природы.
— Почему же?
— Вода ничего зажечь не может. Никак.
— В принципе может, — настаивал я.
Потеха улыбнулся.
— Не встречал никогда такого принципа на этой работе.
— Нагретая до высоких температур — может. Металл ведь тоже нагревается!
— Что против законов природы, то против, — сказал Потеха с уверенностью специалиста и вышел в банное помещение.
Я продолжал долбить стену уже без воодушевления.
Тут я заметил исчезновение Потехи. Я вылез из погреба и увидел «пикап» во дворе. Слесарь сидел в машине и поджаривал на газовой плитке колбасу. Рядом он разложил пакет с молоком и хлеб.
— Поел бы на кухне, — предложил я.
Он молчал.
— Часа в два сварим кофе.
Я тоже влез в машину. Потеха сидел на баллоне с ацетиленом, я устроился на сосуде с кислородом.
— Твой «пикап» совсем как машина для путешествий, — начал я. — И постель есть, и все, что надо.
Потеха ел колбасу, откусывал от целой булки и запивал молоком. Слова мои его не интересовали. Попробую о другом:
— Вообще-то ты берешь умеренно за свой труд.
— Работы хватает.
— Можешь, наверное, и поднять цену немного, — сказал я, хотя это было невыгодно для меня.
— Надо, чтобы всегда была работа. Иначе не будешь чувствовать себя свободным человеком. Надо ведь иногда и дома побывать.
— Значит, из-за этого?
— Просто мне так нравится.
— Но ведь вечера и ночи ты проводишь дома?
— Не всегда, особенно летом. Когда как. Как захочу…
— Ну а как же?
— Остановлюсь где-нибудь на лесной опушке. Или в каком-нибудь овраге. Вот хорошее место. Людей там не видать. А это лучше всего.
«И здесь он ночует, среди газовых баллонов и инструментов», — добавил я мысленно.
— Я свободный предприниматель, — сказал Потеха и выключил плитку.
В машину проникло благоухание сирени. Я подумал о краткости времени, отведенном нам на земле. Жалкие мы существа… И что значат несколько метров испорченной трубы в сравнении с несчастной человеческой жизнью! И я решил не принимать близко к сердцу, если опять произойдет что-либо подобное.
Я вылез из машины, оставив Потеху заканчивать обед. Спустился в подвал, но продолжать работу не стал: еще подумает, что я его тороплю. Я снова вышел во двор и увидел, что Потеха лежит на матраце, подложив руки под голову и устремив вдаль задумчивый взгляд.
Я опустился на стул. Какая-то птица на дереве пробовала голос. Я прислушался: нет, незнакомая. Природа не ведает, что ей готовят люди — не была бы такой спокойной, молчала бы. Я оставался на месте, пока не увидел, что Потеха направился к дому.