Вдруг он остановился. Чуть поодаль он увидел очаровательную картину: на траве сидит белокурая девушка в розовом платье. Она его не замечает. Она следит за тремя-четырьмя коровами, которые мирно пасутся на лугу. Пьеру так хочется рассмотреть ее получше, заговорить с ней. Он делает несколько шагов вперед. И останавливается. Прямо перед ним загородка — зловещая металлическая решетка, точь-в-точь как в концлагерях, с закругляющимся кверху, точно у плетеной корзинки, краем, где торчат шипы колючей проволоки. Он, Пьер, принадлежит автостраде, и эта лужайка тут, возле автостанции, не для бегства. Далекий гул автомашин напоминает ему о себе. Но он словно оцепенел и, ухватившись за решетку, неотрывно смотрит на светлое пятно — девушку, сидящую под старой шелковицей.
Наконец до него доносится хорошо знакомый призывный гудок. Гастон, видно, потерял терпение. Пора возвращаться. Пьер отрывается от волшебной картины и возвращается к действительности — к грузовику и автостраде.
Машину ведет Гастон. Он все еще в мыслях о только что оконченной генеральной уборке.
— Что ни говори, а теперь у нас стало чище, — с удовлетворением отмечает он.
Пьер не отвечает. Пьера попросту здесь нет. Он все еще стоит, вцепившись в решетку, которой огорожена лужайка возле автостанции «Ландыш». Он счастлив. Он улыбается ангелам, невидимым и реальным, парящим в безоблачном небе.
— Что это ты приумолк? Ни слова из тебя ни вытянешь, — удивляется Гастон.
— Я? А что, по-твоему, я должен сказать?
— Почем я знаю.
Пьер встряхивается, стараясь вернуться к действительности, и наконец со вздохом изрекает:
— Так вот, значит… Пришла весна!
Прицеп отдыхает без тягача на своем костыле. Пока идет разгрузка на Лионском складе, машина может уехать.
— За что я люблю тяжеловоз, — говорит Гастон, который сидит за рулем, — так это за то, что во время погрузки и выгрузки можно смотаться куда угодно. Почти как на легковой.
— Да, но бывают случаи, когда неплохо бы каждому иметь свою машину, — возразил Пьер.
— К чему ты, собственно, клонишь? Тебя что, не устраивает моя компания?
— Да нет, это я о тебе пекусь. Время ехать на обед, а я знаю, забегаловки тебе не больно по душе. Будь у тебя персональная машина, ты подался бы в кабачок мамаши Марод, жаркое там — пальчики оближешь.
— Что верно, то верно. Но ведь с тобой, сущей камнедробилкой, мне вечно приходится обедать в этих закусочных, скорее похожих на зубоврачебные кабинеты.
— Зато быстро и чисто! И потом, какой богатый выбор!
Встав в очередь, они медленно передвигали подносы вдоль прилавка, где были выставлены тарелки с едой. Насупившийся Гастон старался выразить полное неодобрение. Пьер выбрал салат из свежих овощей и жаркое, Гастон — кулебяку и рубец. Потом им пришлось искать свободный краешек стола.
— Видал, какой богатый выбор? И ждать не пришлось ни секунды, — торжествовал Пьер. И, заглянув в тарелку Гастона, выразил удивление: — А это что у тебя такое?
— В принципе, рубец, — последовал осторожный ответ.
— Для Лиона — нормальное дело.
— Да, но ненормально то, что он успеет остыть.
— Так зачем было его брать? — сказал Пьер и указал на салат. — Вот мои овощи не остынут.
Гастон пожал плечами.
— Выходит, из-за твоей хваленой быстроты мне придется начать обед со второго блюда, не то мой рубец покроется застывшим салом. А холодный рубец несъедобен. Не-съе-до-бен. Запомни раз и навсегда. И если ты узнал от меня только это, все равно считай, время даром не потерял. Вот почему я предпочитаю немного подождать, попивая вино с приятелями в бистро, пока хозяйка самолично не принесет мне жаркое, приготовленное на медленном огне, горячее и в меру тушеное. Это по поводу быстроты. Что же до способа приготовления, об этом вообще лучше не говорить. Потому как в забегаловках, не пойму отчего, боятся пряностей. К примеру, рубец следует готовить с луком, чесноком, тмином и лавровым листом, а еще положить туда гвоздики и хорошенько поперчить. Он должен быть острым, и подают его очень горячим. А попробуй-ка мой — ну точь-в-точь лапша на воде для больных, что сидят на бессолевой диете.
— Надо было взять что-нибудь другое. У тебя был выбор.
— Выбор? Хорошо, поговорим о выборе. Скажу тебе вот что: в ресторане чем выбор меньше, тем оно лучше. Если тебе предлагают семьдесят пять блюд, можешь уходить — все они плохи. Хорошая хозяйка по-настоящему умеет готовить только одно — фирменное блюдо.
— Ну, выпей кока-колы, это тебя успокоит!
— Рубец с кока-колой!
— Давай все-таки договоримся. Ты мне десять минут толкуешь, что этот рубец — вовсе не рубец.
Они стали есть молча, и каждый следил теперь лишь за ходом собственных мыслей. Наконец Гастон сделал свой вывод:
— Понимаешь, в сущности, у нас с тобой разный подход к работе. Я выбрал для себя шестой ряд. Ты же остался скорее в седьмом.