Современная французская новелла

Зима кончилась. Местные весельчаки отпускали шуточки в адрес чересчур преданной вдовы, которая каждую неделю ездит на кладбище подышать весенним воздухом среди могил. Адриенна не обращала на них внимания. Она отправлялась на встречу с мужем — с тем, другим, которого не знали ее соседи.

Апрельский четверг. Адриенна ждала. Ее букет фиалок лежал в центре креста. Она раздумывала, оставить или выполоть траву, которая выросла между Альфредом и Огюстом. Травинки были такие красивые, такие нежные, зеленые! Надо будет спросить, что думает по этому поводу приятельница. Она подождала еще. Альфред-Огюст тоже ждал: звук голосов должен был пробудить его к жизни. Тени крестов постепенно удлинялись и поворачивались. Сердце Адриенны билось слишком сильно для ее возраста. Она подождала еще, но та не пришла. Уже стемнело, когда Адриенна собрала фиалки, разделила их и положила половину на другое надгробие. Уходя, она плакала.

Она пришла назавтра, и через день, и приходила каждый четверг всю весну. Но так больше ни разу и не встретила другой вдовы. Альфред-Огюст отодвигался все дальше и дальше с тех пор, как ей не с кем стало говорить о нем. Адриенна худела, теряла силы. Она была подавлена. Она овдовела во второй раз. Ни при ком, будь то даже консьержка или булочница, она больше не упоминала имени покойного.

— Ей просто доставляет удовольствие себя изводить, — говорили добрые души.

Это удовольствие никто не собирался у нее отнимать. Никого эта старуха больше не интересовала. И никто уже не обращал внимания на черную вуаль возле автобусной остановки.

Однажды, придя на кладбище, — это было летом, — она издали заметила в своей аллее стоящую на коленях женщину в черном. Адриенна засеменила быстрее. Она почти бежала. Сердце ее отчаянно колотилось, вуаль душила ее. Запыхавшись, явилась она на долгожданную встречу. Увы! Приятельницы не было. Дама в черном оказалась молодой незнакомкой, ее отделяло от Адриенны не меньше десяти могил.

У Адриенны подкосились ноги. Она почувствовала, что летит в пропасть. И вдруг испугалась, что может умереть, не успев обрести его вновь. Нет, она была не согласна. Кое-как справившись с головокружением, она, пошатываясь, доплелась до чьей-то могилы рядом с незнакомкой. Едва она наклонилась, чтобы положить цветы, как вдруг зарыдала и повалилась на могильную плиту.

Молодая вдова бросилась к ней и участливо взяла за руку. Она подняла Адриенну, усадила ее на чужое надгробие, протерла ей виски духами и, главное, заговорила с ней. Голос у нее был сочувственный, ободряющий. Она понимает, она отлично знает, что значит потерять близкого человека. Но ведь все рано или поздно через это проходят, правда же? Надо щадить себя. Надо подумать об умершем, беречь себя ради него. Ведь если ее не станет, кто позаботится о его могиле?

Этот голос и пахнущее тонкими духами плечо молодой женщины подействовали на Адриенну умиротворяюще. Она дала себе волю, и ее избранник показался ей ближе, чем когда-либо.

— Если бы вы знали! — воскликнула она. — Огюст был лучшим человеком на земле. Такой добрый! Такой красивый! Такой нежный! Такой сильный!.. Однажды я на песке вывихнула ногу, и он понес меня на руках. Он нес меня много километров. Ему было тяжело, но он улыбался. И чтобы успокоить меня, шутил, рассказывал всякие смешные истории… Это было в Африке, в пустыне. Он был ученым и, чтобы не оставлять меня одну, всюду возил с собой. Я обожала путешествовать, он это знал… Однажды он убил льва, который едва не бросился на меня. Он спас меня… Он спас мне жизнь…

Ее бред длился часа два, потом она легла на незнакомую могилу и скончалась. Никогда не была она так счастлива, как в тот летний четверг. Никогда не говорила так свободно об Огюсте — об идеальном супруге, которого она любила.

Ее вдовство длилось меньше года, неверность убила ее. Добрые души ее осудили:

— Все-таки она своего добилась! Ездить в такую даль при любой погоде, чтобы оплакивать этого пьянчугу, — да она просто искушала дьявола. Доконала себя, и поделом!

Уцелевший

Перевод И. Кузнецовой

Рене Кутеллю

Когда ему первый раз пришла в голову мысль о катастрофе и он представил себе обвал и наводнение, его словно током ударило — он так остро ощутил свою беспомощность, что буквально оцепенел от ужаса. Он побледнел, его прошиб холодный пот, дыхание перехватило, и по всему телу пробежала дрожь, почти конвульсия.

Заметив это, сидевший рядом мужчина, солидный мужчина в шляпе, которого он никогда не видел ни до, ни после и который не мог быть ни его однокашником, ни однополчанином, схватил его за воротник, стал трясти, бить по щекам, а потом улыбнулся и сказал, что прекрасно понимает его состояние, что он, видимо, сильно переутомился и, если бы не своевременная помощь, наверняка упал бы в обморок.

Он не мог ничего возразить, ибо это была правда. Но как же ненавидел он своего незнакомого доброжелателя, как презирал! По какому праву этот субъект позволяет себе вмешиваться?