— Я все скажу. Все! Но не здесь же! Сегодня в семь часов я буду ждать вас на мосту. Отпрошусь у хозяйки на часик. Непременно. Только успокойтесь.
— В Судзаки ты говорила, что теперь я все про тебя знаю. Значит, лгала?
— Что вы? — Сино с обидой вскинула голову. — Я думала, так лучше — не говорить. Лгала! Сино лгала?! Легче умереть!
Она была до того взволнована, что я замолчал. Мы долго смотрели друг на друга, пока я не почувствовал, что задыхаюсь.
— Приходи раньше — в шесть. Я не могу ждать!
— Хорошо. Буду в шесть.
Я выскочил из «Синобугава», оставив Сино одну. Лицо ее было искажено страданием.
Блуждая по улицам, я перебирал в памяти события последних дней: Сино, я, Мотомура, Судзаки, письмо. Какой я идиот! Почти машинально зашел в попавшуюся на пути баню и несколько раз окатил себя горячей водой. Потом забрался в бассейн. И тут где-то в отдаленном уголке мозга возникла мысль. Мне даже захотелось выкрикнуть ее: «Отнять!» Кровь отхлынула. Как это я раньше не догадался?
Отнять Сино! Если у нее есть жених, то нужно отнять ее у него. Я плавал по бассейну, разбрызгивая воду, и то и дело приговаривал: «Отнять, отнять!..» Я решил отнять Сино, чего бы это ни стоило!
Когда в шесть часов я пришел на мост, Сино уже ждала меня. Мы молча пошли рядом, затем свернули в безлюдный переулок, застроенный особняками, и продолжали идти вдоль каменной ограды.
— Это случилось весной прошлого года, — начала она тихим голосом, глядя перед собой. — К нам зашел директор отдела по сбыту автомобилей и спросил, не выйду ли я замуж за некоего Мотомуру, агента их компании. Служащие этой компании постоянные клиенты этого ресторана. Этот Мотомура увидел меня однажды на новогоднем вечере и воспылал желанием жениться на мне. Вот и прислал посредника. Директор сказал хозяйке, что Мотомура богатый, предприимчивый человек и характер у него покладистый. В общем, лучшего не придумаешь.
Мне было девятнадцать лет. Я служила в ресторане и думать не думала о замужестве. Потому я растерялась, не знала как быть. К тому же я помогала своим и боялась, что в замужестве не смогу этого делать. И я отказала ему. Но хозяйка и директор стали меня уговаривать, прочили счастливый брак. Директор и Мотомура дали обещание позаботиться о родителях, брате и сестрах, которые живут в Тотиги. Тут я совсем потеряла голову и согласилась. Я была глупа. Так у меня объявился жених. И уже как жених он водил меня по выходным дням в кино и на чайную церемонию, но все это было мне не в радость. Я никак не могла привыкнуть к нему, а он до смешного спешил со свадьбой. Только и разговору: где устроим свадьбу, куда поедем в свадебное путешествие, и непременно на самолете. В общем, все это мне так надоело, что я потеряла к замужеству всякий интерес. Чем больше он торопил меня, тем дальше под разными предлогами я отодвигала день свадьбы. Тогда Мотомура…
Сино замолчала.
— Что Мотомура? Что он сделал?
— Стал добиваться своего…
— Ну и что? Добился? — спросил я, теряя самообладание.
— Как бы не так! — Она весело рассмеялась. — Нет, уж очень он занудный. Надоел до ужаса. Я поехала к отцу в Тотиги посоветоваться. Отец ужасно рассердился. Оказывается, он уже ездил к отцу, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз, но отец не дал ему согласия, потому что я все время писала, что душа моя не лежит к жениху. Отец прожил жизнь безалаберно, но он человек независимый и гордый, он сказал, что Мотомура негодяй, если домогается меня. Что он, видно, хочет сделать так, чтобы я не смогла выйти за другого и вышла бы за него. А раз так — нечего выходить замуж. Иначе всю жизнь потом каяться. Замуж надо выходить тогда, когда жить не можешь без другого, кого любишь до смерти!
Я остановился. Остановилась и она.
— Откажи ему!
— Да!
— Забудь о нем! Как будто его не было.
— Да!
— Скажи отцу, что выходишь замуж по любви.
Сино смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Жаркое дыхание завихрилось между нашими лицами и соединило нас своим кружением. Сино обхватила себя руками. У меня от волнения пересохло в горле:
— А я не назойлив?
— О нет!
И она тихо улыбнулась.
К концу осени отцу Сино стало совсем плохо. Он смолоду пристрастился к вину, и после переезда в Тотиги у него все время болела печень. После смерти жены ему стало хуже. Денег, которые посылала Сино, и заработка ее брата не хватало на лечение; он совсем отчаялся.
Из писем брата Сино узнала о состоянии отца и с грустью приговаривала: «Что ни делай, ему уже ничем не поможешь. На раскаленных камнях вода не держится».
Однажды утром на ее имя пришла телеграмма: «Отец при смерти». Мне сообщила об этом посыльная. Я сразу же бросился в «Синобугава». Сино была бледна. Она уже собралась и ждала меня.
— Отцу плохо! Я еду, — проговорила она и, не спеша развернув телеграмму, протянула мне.
У меня сжалось сердце.
— Я провожу.
— Спасибо, но…
— Пойдем же!
— Прямо так?
Действительно, я был одет в домашнее кимоно из касури, наспех схваченное поясом, и небрит.
— А тебе стыдно?
— Нет, если вам ничего…
— Тогда пошли. Надо торопиться.