Современная идиллия

– Чудесно. Стало быть, у вас для статистических разведок и доверенные люди есть?

– Производство разведок поручается опытным статистикам (непременное условие, чтоб не меньше двух раз под судом был… ха-ха!), которые устраивают их, согласуясь с обстоятельствами. Например, лето нынче стоит жаркое, и, следовательно, много купальщиков. Сейчас наш статистик – бултых в воду! – и начинает нырять.

– Ах, боже! те-то я, купаючись, всякий раз вижу, что какой-то незнакомец около меня круги делает!

– Это он самый и есть. А вот и другой пример: приспело время для фруктов – сейчас наш статистик лоток на голову, и пошел статистику собирать.

– Но послушайте! ведь этак ваши "статистики" таких чудес насоберут, что житья от них никому не будет.

– А я про что ж говорю! я про то и говорю, что никому не будет житья!

– Но ведь это… междоусобие?

– И я говорю: междоусобие.

Я удивленно взглянул на него во все глаза.

– А вам-то что! – воскликнул он, разражаясь раскатистым хохотом.

– Как что! – заторопился я, – да ведь я… ведь вы… ведь у нас… есть отечество, родина… ведь мы должны… мы не имеем права смущать…

– Чудак! шкуру бережет, подлоги сбирается делать, а об отечестве плачется!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Выжлятников пробыл у меня еще с час и все соблазняй. Рассказывал, как у них хорошо: все под нумерами, и все переодетые – точь-в-точь как в водевиле «Актер, каких мало». Руководители имеют в виду благо общества и потому действуют безвозмездно, исполнители же блата общества в виду не имеют и, взамен того, пользуются соответствующим вознаграждением.

– И странное дело! – заключил он, – сколько бы раз ни был человек под судом, а к нам, поступит – все судимости разом как рукой с него снимет?

К чести своей, однако ж, я должен сказать, что устоял. Одно время чуть было у меня не сползло с языка нечто вроде обещания подумать и посмотреть, но на этот раз, слава богу, Выжлятников сам сплошал. Снялся с кресла и оставил меня, обещавши в непродолжительном времени зайти опять и возобновить разговор.

Но в этот день мне особенно посчастливилось: "гости" следовали один за другим. Не успел я проводить Выжлятникова, как появилась особа женского пола. Молоденькая, маленькая, не без приятностей, но как будто слегка растерянная. Вероятно, она не сама собой в крамолу попала, а сначала братцы или кузены воспламенились статистикой, а потом уж и ее воспламенили. Очевидно, она позабыла, зачем пришла, потому что села против меня и долго молча на меня смотрела. Мне показалось даже, что у нее на глазках навернулись слезки, оттого ли, что ей жалко меня стало, или оттого, что "ах, какая я несчастная!". Наконец я сам решился ей помочь в ее миссии.

– Вы от крамолы, что ли? – спросил я.

Тогда она вспомнила и произнесла:

– Ах, да… Голубчик! переходите к нам!

Это было сказано так мило, как будто она приглашала меня перейти из кабинета в гостиную. Очень даже возможно, что она именно так и смотрела на свою миссию, потому что, когда я высказал ей это предположение, она нимало не удивилась и сказала:

– Ну, так что ж! и перейдите!

Тогда я, взяв ее за ручки, сказал: "Ах, боже мой!" – и обещал…

Потом пришел преклонных лет старец и отрекомендовался: – ваш искренний доброжелатель. – Этот начал без обиняков:

– Нельзя так, сударь мой, нельзя-с!

– В чем же я, вашество, провинился?

– Во всем-с. Скверно у нас, гадко, ни на что не похоже – не спорю! Но так… нельзя-с!

Он волновался и беспокоился, хотя не мог сказать, об чем. По-видимому, что-то было для него ясно, только он не понимал, что именно. Оттого он и повторял так настойчиво: нельзя-с! Еще родители его это слово повторяли, и так как для них, действительно, было все ясно, то он думал, что и ему, если он будет одно и то же слово долбить, когда-нибудь будет ясно. Но когда он увидел, что я он ничего не понимает, и я ничего не понимаю, то решился, как говорится, "положить мне в рот".

– Цели не вижу-с! – произнес он, – не вижу цели-с! Все можно-с: и критиковать, и указывать, и предъявлять… но так нельзя-с!

– Ах, вашество!

– Цели нет-с – это главное. Гадко у нас, мерзко-с – это знает всякий! Но надобно иметь в виду цель, а ее-то я и не вижу-с!

– Вашество! да кто же нынче какие-нибудь цели имеет! Живут, как бог пошлет. Прошел день, прошла ночь, а потом опять день да ночь…

– Вы говорите: как бог пошлет? – прекрасно-с! – вот вам и цель-с! Благополучно прошел день, спокойно – и слава богу! И завтра будет день, и послезавтра будет день, а вы – живите! И за границей не лучше живут! Но там – довольны, а мы – недовольны!

Говоря это, старик волновался-волновался и наконец так закашлялся, что я инстинктивно бросился к нему и стал растирать ему грудь.

– Вот видите! – сказал он, успокоиваясь, – начала-то в вас положены добрые! Вы и ближнему помочь готовы, и к старости уважение имеете… отчего же вы не во всем так? Ах, молодой человек, молодой человек! дайте мне слово, что вы исправитесь!

– Но что же я такое…