Я взглянул на Глумова и встретил и его устремленные на меня глаза. Мы поняли друг друга. Молча пошли мы от пруда, но не к дому, а дальше. А Праздников все что-то бормотал, по-видимому, даже не подозревая страшной истины. Дойдя до конца парка, мы очутились на поле. Увы! в этот момент мы позабыли даже о том, что оставляем позади четверых верных товарищей...
Перед нами лежали три сказочные дороги: прямо, направо и налево...
XXVII
Замечательно, что раз человек вступил на стезю благонамеренности, он становится деятелен, как бес. Бежит во все лопатки вперед, и уже никакие ухищрения либерализма, как бы они ни были коварны, не остановят его. Подставьте ему ножку - он перескочит; устройте на пути забор - перелезет; киньте поперек реку - переплывет; воздвигните крепостную стену - прошибет лбом.
Около полден мы были уже в Бежецке...
Нас самих это изумило. Вот уже третий город Тверской губернии, в который бросает нас судьба. Зачем? Не хочет ли она дать нам почувствовать, что мы посланы в мир для того, чтоб издать статистическое описание городов Тверской губернии? Ведь существует же мнение, что всякий человек с тем родится, чтоб какую-нибудь задачу выполнить. Один - для того, чтоб опустошить огнем и мечом, другой - для того, чтоб опустошенное восстановить, третий, наконец, для того, чтоб написать статистическое описание города Череповца. Я лично знал человека, который с отличием окончил курс наук, и потом двадцать лучших лет жизни слонялся по архивам, преодолевал всякие препятствия, выслушивал от архивариусов колкости - и, в конце концов, издал сочинение под названием "Род купцов Голубятниковых". И в тот самый день, когда был выдан из цензурного комитета билет на выпуск книги, умер. Или, говоря другими словами, все земное совершил.
Как бы то ни было, но я решительно уклонился от осмотра бежецких достопримечательностей и убедил Глумова прямо отправиться на станцию железной дороги, с тем чтобы с первым же поездом уехать в Петербург. Однако ж и на этот раз случилось обстоятельство, которое удержало нас в прежней фантастической обстановке.
В станционном зале мы нашли многочисленную компанию, которая ела, пила и вела шумную беседу. По объяснению буфетчика, компанию составляли представители весьегонской интеллигенции, которые устроили кому-то проводы. Не успели мы проглотить по рюмке водки, как начались тосты. Застучали стулья, пирующие встали, и один из них звонко и торжественно провозгласил:
- За здоровье нашего русского Гарибальди!
Мы невольно обернулись и - можете себе представить наш испуг! - в самом челе стола, в роли виновника торжества, увидели... Редедю!
Трудности египетского похода нимало не изменили его {Напоминаю читателям, что Редедя - странствующий полководец, который только что воевал в Египте, по приглашению Араби-паши (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)}. По-прежнему лицо его было похоже на улыбающийся фаршированный сычуг; по-прежнему отливала глянцем на солнышке его лысина и весело колыхался овальный живот; по-прежнему губы припухли от беспрерывного закусывания, а глаза подергивались мечтательностью при первом намеке об еде. Словом сказать, по-прежнему все в нем было так устроено, чтоб никому в целом мире не могло прийти в голову, что этот человек многие царства разорил, а прочие совсем погубил...
Разумеется, мы сейчас же присоединились к сонму чествователен.
В два слова Редедя рассказал нам свои похождения. Дело Араби-паши не выгорело. Это ему Редедя на первом же смотру предсказал. - Представьте себе, вывели на смотр войско, а оно три дня не евши; мундирчики - в лохмотьях, подметки - из картонной бумаги, ружья - кремневые, да и кремней-то нет, а вместо них чурки, выкрашенные под кремень. "Поверишь ли, - говорит Араби, все было: и сухари, и мундиры, и ружья - и все интендантские чиновники разворовали!" - Да позволь, говорю, мне хоть одного, для примера, повесить! - "Нельзя, говорит, закона нет!" - Это в военное-то время... закон!! Впрочем, и это бы еще ничего, а вот что уж совсем худо: выправки в войске нет. Им командуют: ребята, вперед! - а они: у нас, ваше благородие, сапог нет! - Ну, натурально, стали отступать. Отступали-отступали, наконец смотрю: где войско? - нет никого! - Насилу удрал. - А теперь Редедя возвращается из поездки по Весьегонскому уезду, куда был приглашен местной интеллигенцией для чествования, в качестве русского Гарибальди.
- Да здравствует русский Гарибальди! - крикнули в один голос весьегонские интеллигенты.