Современная идиллия

Выслушал он эти мерзавцевы речи, и хоть очень наглость ихняя ему не по нраву пришлась, однако видит, что люди на правой стезе стоят, - делать нечего, согласился.

- Ладно, - говорит, - принимаю вашу программу, господа мерзавцы. Думаю, что вред от нее будет изрядный, но достаточный ли, чтоб вверенный край от него процвел, - это еще бабушка надвое сказала!

Распорядился мерзавцевы речи на досках написать и ко всеобщему сведению на площадях вывесить, а сам встал у окошка и ждет, что будет. Ждет месяц, ждет другой; видит: рыскают мерзавцы, сквернословят, грабят, друг дружку за горло рвут, а вверенный край никак-таки процвести не может! Мало того: обыватели до того в норы уползли, что и достать их оттуда нет средств. Живы ли, нет ли - голосу не подают...

Тогда он решился. Вышел из ворот и пошел прямиком. Шел, шел и наконец пришел в большой город, в котором главное начальство резиденцию имело. Смотрит - и глазам не верит! Давно ли в этом самом городе "мерзавцы" на всех перекрестках программы выкрикивали, а "людишки" в норах хоронились - и вдруг теперь все наоборот сделалось! Людишки свободно по улицам ходят, а "мерзавцы" спрятались... Что за причина такая?

Начал он присматриваться и прислушиваться. Зайдет в трактир - никогда так бойко не торговали! Пойдет в калашную - никогда столько калачей не пекли! Заглянет в бакалейную лавку - верите ли, икры наготовиться не можем! Сколько привезут, столько сейчас и расхватают.

- Да отчего же? - спрашивает, - какой такой _настоящий_ вред вам был нанесен, от которого вы так ходко пошли?

- Не от вреда это, - отвечают ему, - а напротив, оттого, что новое начальство все старые вреды отменило!

Не верит. Отправился по начальству. Видит, дом, где начальник живет, новой краской выкрашен. Швейцар - новый, курьеры - новые. А наконец, и сам начальник - с иголочки. От прежнего начальника вредом пахло, а от нового пользою. Прежний хоть и угрюмо смотрел, а ничего не видел, этот - улыбается, а все видит.

Начал ретивый начальник докладывать. Так и так; сколько ни делал вреда, чтобы пользу принести, а вверенный край и о сю пору отдышаться не может.

- Повторите! - не понял новый начальник.

- Так и так, никаким манером до _настоящего_ вреда дойти не могу!

- Что такое вы говорите?

Оба разом встали и смотрят друг на друга.

ПРИМЕЧАНИЯ

Вводная статья и комментарии - А. А. Жук

Подготовка текста и текстологические примечания К. И. Соколовой

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ,

ПРИНЯТЫЕ В БИБЛИОГРАФИЧЕСКОМ АППАРАТЕ НАСТОЯЩЕГО ТОМА:

ВЕ - "Вестник Европы".

Изд. 1883 - "Современная идиллия", Сочинение M. E. Салтыкова (Щедрина). Изд. книгопродавца Н. П. Карбасникова. СПб., 1883.

Изд. 1933-1941 - Н. Щедрин (M. E. Салтыков). Полн. собр. соч. в двадцати томах. М., ГИХЛ, 1933-1941.

ИРЛИ - Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в Ленинграде.

ЛИ - "Литературное наследство".

М. Вед. - "Московские ведомости".

НВ - "Новое время".

ОЗ - "Отечественные записки".

РМ - "Русский мир".

PC - "Русская старина".

"Салтыков в воспоминаниях..." - Сборник "M. E. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников". Предисловие, подготовка текста и комментарии С. А. Макашина. М., Гослитиздат, 1957.

С - "Современник".

"СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ"

Сатирический роман "Современная идиллия" - одна из вершин художественного творчества Салтыкова - вырос из рассказа под тем же названием, который писатель "вынужден был", по его словам, написать в "два вечера" - для заполнения бреши, сделанной цензурой в февральской книжке "Отеч. зап." за 1877 г. Созданный "под впечатлением этого переполоха", то есть запрещения рассказа "Чужую беду - руками разведу" (см. т. 12 наст, изд.), рассказ "Современная идиллия" заключал "мысль, что для презренного нынешнего времени другой литературы и не требуется" (как с гневным сарказмом писал Салтыков П. В. Анненкову 2 марта 1877 г.) {Эта же мысль сформулирована в последних строках журнальной редакции рассказа (см. наст, том, стр. 318-319).}. Под "другой литературой" подразумевалась литература высокоидейная, откликающаяся на важнейшие события современности. Вновь написанный рассказ (в отличие от запрещенного, касавшегося судеб революционной интеллигенции 70-х годов) был посвящен изображению "утробных" похождений, которым предаются "годящие" интеллигенты (Рассказчик и Глумов), пытаясь таким образом избежать подозрения в неблагонадежности.