Современная индийская новелла

— Перестань чепуху молоть! — гремела она. — Твои дурацкие остроты под стать базарному торговцу. Если ты действительно благородных кровей, ты должен сейчас же прогнать эту гадину, не то я к пище не прикоснусь в твоем доме и яд приму.

Радхикадеби едва не плача ушла в комнату и бросилась ничком на постель.

Годжанон был озадачен. Вот напасть-то! До чего же все-таки своенравна эта женщина. Ни за что бы не женился на ней, если б родители не настояли. Ему все время приходилось потакать ее капризам и прихотям, что, впрочем, не очень-то умиротворяло Радхику. «Кшане руштах, кшане туштах, рушта тушта кшане кшане»[65]. Вспомнив это древнее изречение, Годжанон почел за лучшее не продолжать разговор с женой и позвал Менки, чтобы у нее узнать о случившемся. Та явилась мрачная, как грозовая туча в сезон дождей.

— Что случилось, Менки? — спросил Годжанон. — Почему ты безобразничаешь?

В былые дни Менки при хозяине не смела рта раскрыть, но сейчас она без тени робости ответила ему:

— Вот и наймите служанку, которая не будет безобразничать, а меня увольте, господин. Я больше не хочу оставаться здесь.

— Скажите на милость, — усмехнулся Годжанон, — и эта туда же! Какова хозяйка, такова и служанка. Ни ту, ни другую ни о чем спросить не смей. Так что же все-таки вы там не поделили?

— Все поделили. Я ясно сказала: я здесь не останусь.

Нашла коса на камень! Годжанон бабу начинал сердиться. Он помолчал немного и спросил:

— Так ты в самом деле надумала уходить?

— В самом деле.

— Ну что ж, будь по-твоему. Если ты так решила, никто силой тебя удерживать не собирается. Я спросил тебя потому, что ты долго служила у нас.

— Не вечно же оставаться в одном месте. Служила, пока служилось, а теперь оказалась неугодна хозяевам, так не лучше ли уйти?

Годжанон не стал ее уговаривать. В тот же день Менки получила полный расчет и оставила дом, к которому так привыкла за долгие годы службы.

Вечером Радхикадеби позвала мать Бойкунтхии и поинтересовалась:

— Ты не знаешь, эта Менки поела что-нибудь напоследок или так и ушла голодная?

— А кто же ее накормит, матушка хозяйка? О такой, как она, никто заботиться не станет. Подумать только, благодетелей своих охаяла! Ведь она у вас как сыр в масле каталась и над всеми возвышена была. Вот и верь после этого людям.

— Ну да бог с ней, ушла так ушла. Я это просто к тому, что негоже отпускать кого-либо голодным в день Лакшми. Кстати, тебе не известно, куда она могла отправиться?

— Откуда же мне знать, матушка хозяйка? — ответила мать Бойкунтхии, поджав губы. — Я только одно знаю: где б она ни была, добром это не кончится. Так всегда бывает с тем, кто совесть теряет. Каждый должен знать свое место. Хозяева кормят нас, поят, одевают, мы и живы-то их заботами. А если случится, что господа и побранят кого, то тоже ничего страшного, нас от этого не убудет. Разве я не права? А она-то как дерзко с самим бабу разговаривала, даром что женщина. Удивительное дело! — Мать Бойкунтхии пододвинулась вплотную к Радхике и зашептала ей на ухо: — А слышь, матушка хозяйка, колечко-то она подобрала, ее-то разве…

— Перестань! — оборвала служанку Радхика. — И не смей никогда мне говорить про нее такое. Какая бы ни была Менки, она не воровка, я ее знаю.

— Вот и я про то же, матушка хозяйка, — моментально перестроилась мать Бойкунтхии. — Ты даже не знаешь, какой ты есть человек. Каждое твое словечко — правда истинная. Она была честная женщина, никогда не зарилась на чужое. Э-э, да что там толковать об этом. На бедняжку просто, видать, затмение нашло. Это ж надо случиться такому несчастью, а? Удивительное дело!

Ночью Радхикадеби потихоньку всплакнула в подушку. Одному богу известно, как нехорошо было у нее на душе. Иному, наверное, не бывает так тяжело даже тогда, когда у него умирает родная сестра.

4

Прошло два месяца. Радхикадеби за это время совершенно отвыкла от бетеля. Она не прикасалась к нему и даже не вспоминала о нем. Никто больше не спешил к ней со шкатулкой, никто не ходил по пятам с урной. Зубы, губы, рот Радхики перестали быть темно-красными от постоянного жевания бетеля и обрели свой первозданный цвет. Отказ хозяйки от старой привычки вызвал бесконечные пересуды. Чего только ни говорилось по этому поводу, какие только ни делались намеки, но Радхикадеби все пропускала мимо ушей. Прислуга за ее спиной обсуждала внезапную перемену, не скупясь на колкие шуточки. Мать Бойкунтхии не раз уговаривала Радхику, протягивая ей сверточек бетеля:

— Пожуй, пожуй, матушка хозяйка! Можешь ногами меня пинать, коли не понравится.

— Нет, нет, — неизменно отвечала Радхика, — жевать бетель — скверная привычка.

Странное поведение госпожи не давало матери Бойкунтхии покоя. Она раз пять ходила к слуге Бономалии и шептала ему: