Современная ирландская новелла

Генерал был мертв, что тут говорить. И нигде никаких следов цветной бумаги, ни ножниц, ни клейстера, ни искусно вырезанных украшений, ни цветных карандашей — лишь мертвое тело на постели да желтое мертвое тело на черном кресте, высокие подсвечники, трепещущее пламя свечей и мерцание темно — красной лампадки, в которой робко плавал розовый огонек. И в этой чистой, без единого пятнышка, комнате, где все застыло в чинной неподвижности, стояла вся армия, во главе с офицерами, и смотрела на своего мертвого генерала, Жёлтика, который всегда поднимал ее дух, говорил ей, что надо делать, а чего не надо, облачал ее в виссон и пурпур.

— Столько в нем всего было, хоть он и высох совсем, а теперь вот ушло навсегда, — сказал Рокки.

— Он заслужил, чтоб его схоронили, как воина, — сказал Джонни.

— Да ну, чего зря языком трепать! — оборвал его Рокки. — Мы же ему таких похорон устроить не можем, свисток нашего сержанта не горн, на нем вечерней зори не сыграешь.

Взглянув на генерала в последний раз, солдаты гуськом вышли из комнаты, потом из дома и разбрелись кто куда. Офицеры же, бросив на Жёлтика еще один взгляд — взгляд горестный и тоскливый, тоже вышли из комнаты, но замешкались в коридорчике, чтобы сказать миссис Майлод, как им жаль его, но тут их оттеснили — прибыл гроб в черном катафалке, напоминавшем длинный ларец на колесах и запряженном одной лошадью; его сопровождали двое — один молодой, другой старый, в длинных, до щиколотки, синих ливреях и полуцилиндрах; на их мерзких рожах застыло скорбное выражение. Они открыли дверцу в задке катафалка и вытащили оттуда золотисто — коричневый ящик, чтоб положить в него то, что осталось от Жёл — тика, — кожу да кости, неспешно внесли гроб в дом и опустили на два стула, торопливо принесенных миссис Майлод, — передним концом на один стул, задним — на другой; потом сняли с постели одеяло, один подхватил Жёлтика за ноги, другой — за плечи, и одним махом перебросили его в гроб; Джонни, заглядывавший в дверь, поразился, до чего Жёлтик окостенел — ни дать ни взять гипсовая статуя; а те двое подняли гроб на кровать и буркнули матери, что вот, мол, какое горе, а она тихо проговорила в ответ: На все воля божия; после чего, отправив в брюхо по стаканчику пива, они поспешно распрощались, объяснив, что у них еще много работы, потому как тут, по соседству, порядочно перемерло народу — больше, чем обычно, но, в общем‑то, беспокоиться не надо.

Джонни и Рокки угрюмо уселись на обочине тротуара, чуть поодаль от дома их умершего дружка, не смея даже подумать о том, что теперь станется с их армией. Жёлтика больше нет, а ведь он один из всех ребят в округе мог мастерить для нее шикарные треуголки и вдохновлять ее на великие подвиги. Завтра с утра все, что еще от него осталось, свезут на кладбище, и больше им никогда не бывать в его доме, никогда не видеть, как работают проворные пальцы, и цветная бумага навек потеряет для них все свое волшебство.

— Нам все‑таки надо бы оказать бедняге военные почести, покуда он еще с нами, вот только как? — вдруг спросил Рокки, прервав невеселые думы Джонни. — Как? В том вся загвоздка!

— Как? В том вся загвоздка! — повторил за ним Джонни.

— Эх, если б нам схоронить Жёлтика, как схоронили великого Джона Мура, — мечтательно проговорил Рокки. — Ты знаешь про что я? Вспомнил?

Угу, знаю, только вспомнить не могу, — сказал Джонни, потому что сроду не слыхивал про Мура.

— Ну, этот старый стих, знаешь? Я его в школе учил. Вот это место:

И бедная почесть к ночи отдана;
Штыками могилу копали;
Нам тускло светила в тумане луна
И факелы дымно сверкали.[13]

Знаешь? Вот так бы, по правде, надо нам и Жёлтика схоронить.

— Ох, если б мы только могли, — печально отозвался Джонни.

И они с Рокки снова замолкли, то бесцельно глазея на стайку воробьев, клевавших что‑то на мостовой, то бросая сердитые взгляды на своих солдат, шумно игравших в мячик и шапку здесь же, в узком переулке.

— «Мне бить!» — взорвался вдруг Рокки. — Уже позабыли о Жёлтике. Им уже на все наплевать. «Мне бить!» Да они того и не стоили, чтобы бедняга Жёлтик на них мозги тратил.

— Знаешь чего, а может, нам положить на гроб Жёлтику его генеральскую треуголку, когда уже крышку завинтят, а? — предложил Джонни.

— Черт подери, здорово придумано! — с увлечением откликнулся Рокки. — Это и будут вроде бы военные почести. Пошли, попросим его старуху, чтоб разрешила.

С трудом поднявшись с узкой обочины, они торопливо зашагали к дому, где справлялись поминки по Жёлтику[14]. На их стук вышел старый Майлод.

— Нам бы миссис Майлод на минуточку, — сказал Рокки.

— Да? А зачем она вам, ребятки?

— Да насчет того, чтоб положить на гроб его генеральскую шапку.

— Генеральскую шапку? — Он подумал немного, потом сказал: — Спросите‑ка лучше, сынки, у моей хозяйки. Заходите. — Они прошли в коридорчик, и старик вызвал свою хозяйку. Она вышла к ним, и ребята увидели, что она только что плакала. Взглянув на них, миссис Майлод спросила:

— Ну, чего вам?