Из класса доносился монотонный гул. Не зная, что Умник мог сказать Анджело о своем прошлом, Том предусмотрительно ответил, что да, знакомы, вместе учились в Корке, — С тех пор, понятно, прошло много — много лет. В школе это был очень умный мальчик. И очень способный. Одна из звезд МОК’а. Друзья из Дублина говорили мне, что он стал прекрасным учителем. — Том искательно улыбнулся. — Соученики прозвали его Умник. Не кажется ли вам, брат Анджело, что в устах мальчишек такое прозвище — высшая похвала?
Невозмутимо рассматривая своего нового учителя, старик достал табакерку, открыл ее, запустил туда толстый большой палец и неторопливо поднес табак к своим волосатым ноздрям. Все так же невозмутимо глядя на Тома, он неторопливо просунул табакерку сквозь прорезь в сутане обратно в брючный карман.
— Умник? Недурно. Мальчишки бывают на удивление проницательны. И на удивление безжалостны.
— А давно он постригся?
— Двенадцать лет назад.
— И с тех пор здесь?
— Девять лет он провел в своей старой школе в Корке.
Девять лет в большом городе, и теперь выпихнут сюда, на задворки? И удивясь и встревожась, Том решил разобраться во всем этом.
— Я никак не ожидал найти его здесь.
В классе за дверью вдруг стало тихо. Или мальчишки услыхали разговор? В тишине сквозь открытое коридорное окно он различил, как малыши внизу хором повторяют за учителем текст — сперва его густой голос, потом их пискливые голоса, фраза за фразой, слово за словом.
«НО — СО — РОГ» — гудел густой голос, «но — со — рог» — пищали дети. «ДИКИЙ ЗВЕРЬ» — «дикий зверь». «ОН ТЕБЯ СЪЕСТ» — «он тебя съест». «И ТЕБЯ УБЬЕТ» — «и тебя убьет».
Анджело наконец ответил, и притом с преувеличенной любезностью:
— Видите ли, генерал нашего ордена полагал, что ему лучше отдохнуть в глуши.
Словечко «отдохнуть» его выдало. Если с кем случается то, что вежливо называют нервным расстройством, все мы говорим: ему надо отдохнуть.
Несколько недель встречи Тома с приятелем сводились к тому, что, столкнувшись в коридоре, Умник, не останавливаясь и едва улыбаясь, махал рукой и говорил что‑нибудь вроде «Надеюсь, все в порядке?» или «Погода ужасная, правда?». И Том, глубоко этим уязвленный, в конце концов решил, что, если человеку угодно поддерживать лишь такие отношения, он тоже может играть в эту игру: «Здравствуй, брат! Дивное утро, не так ли?», — покамест не уразумел, до чего напряжена жизнь в столь тесных сообществах, как МОК.
Первый щелчок получил он, когда услыхал, как двое мальчишек говорили о Ригисе: Умник. Это значило, что Анджело неосторожно выдал прозвище кому-то из братии, а тот, уже нарочно, подбросил стрелу мальчишкам. Дать такое прозвище товарищу — дружеская потеха. Дать его учителю — все равно что засунуть ему между фалдами шутиху. Более ощутимый удар он испытал, начав убеждать класс, что «Покинутую деревню» Оливер Голдсмит писал, с грустью вспоминая в своей убогой лондонской мансарде ирландскую деревню, в которой родился.
— Возьмите, например, строки…
Тотчас взметнулась рука в чернилах. Это был Микки Бреннан, сын местного трактирщика, еще раньше показавшийся ему одним из самых смышленых в классе.
— Я знаю эти стихи, сэр, — напористо сказал Микки и стал без запинки, с чувством читать, начав со строфы:
И дальше, до строк:
Едва Бреннан стал читать, весь класс зафыркал (из-за чего?).
— Отлично, Бреннан. Но откуда ты так хорошо знаешь эти стихи?
Ответил не Микки Бреннан, а неотесанный парень по имени Харти, последний ученик и, как показалось
Тому, гроза школы. Том уже однажды унимал Харти, когда тот лупил мальчишку вдвое меньше себя.
— Эти стихи, сэр, — пробасил Харти, с завистью глядя на Бреннана, — он знает только оттого, что Умник… — Когда он оговорился, если это была оговорка, все захихикали. — Я, сэр, имею в виду брата Ригиса, он всегда их нам приводит на истории. Он говорит, эти стихи ему очень нравятся.
Класс без стеснения захохотал; Том смекнул и со страху сразу перешел к чему‑то другому. Если эти смешливые канальи умудрились обнаружить Умника в Голдсмите, нет нужды учить их обнаруживать Лиссоя в Оберне. Встречая их невинно — плутоватые испытующие взоры, он догадывался, что недолго ждать, покуда они и его раскусят. Какое прозвище дадут они ему — быть может, уже дали? И облетело ли оно всю школу, весь монастырь, весь Кунлеен?