Современная ирландская новелла

Моряк. Увидел, что мы идем, тут же прыг в лодку, поднял парус и был таков, еще минута, и он уже в открытом море — боится, как бы я его не перехватила. Смешной какой, правда? Мне он всегда был симпатичен. Приду, бывало, сюда, сяду на тумбу, а он чинит сети, и я завожу с ним разговор. Говорила все больше я, но теперь, когда оглядываюсь назад, припоминаю: странно он как‑то на меня смотрел. Смотрит, бывало, так странно: словно преданный пес, если застигнешь его, когда он тащит цыпленка из открытого буфета.

Во — он он теперь где — точечка на горизонте, так что мы можем немножко тут посидеть. Ну, ничего. Когда‑нибудь я его изловлю и втолкую ему все, что надо.

А вот с Сарой — дело другое.

Тут очень все сложно.

Такое за один — два дня не наладится. И сколько на это нужно времени — не знаю.

А ведь до меня только теперь начинает доходить, что у меня есть настоящие отец и мать. Сперва, когда я узнала, вся как‑то одеревенела. А сейчас прихожу в себя, и иной раз у меня даже дух захватывает от радости.

Жаль только, что пришло это слишком поздно. Обычно в моем возрасте уже покидают отчий дом — заводят свою семью, уезжают куда‑нибудь на заработки, а я только — только его обретаю.

Насчет пьесы?

Что вам сказать, меня она не удивила. Я Майкла знаю. Очень даже хорошо знаю. Мы с ним часто и подолгу бродили, подолгу разговаривали. Говорил все больше он, такой уж он есть. Из него прямо поток изливается. С ним интересно. Яркий человек.

Нет, то, что он так со мной поступил, не удивило меня, верней — не обидело. Понимаете, вот он такой. Он бы, конечно, пришел в ужас, если б услышал, но в чем‑то он очень схож с мистером Макгратом: у него тоже все помыслы направлены на одно. Ему бы только рассуждать о людях или писать о них. И он ничего с собой не может поделать. Да что там, как он родную мать в пьесе вывел — балаболка такая, трещотка, надоеда. Так мне Турлок говорил.

Турлок? Он хороший. Ногами по земле ходит, а голова — в облаках, хоть он скорее умрет, чем признается в этом. Майкл — второй подмечает все чудеса вокруг себя и дотошно так их разглядывает. А Турлок подмечает и любуется ими, вот в чем разница.

Майкл — второй — личность значительная, спору нет. Он может вас так вот, с ходу, покорить: примется с жаром набрасывать портреты, один другого ярче, две-три фразы — и человек весь перед вами. А как он умеет изображать людей! Вы бы поклялись, что перед вами тот самый человек, про кого он рассказывает.

Нравится ли он мне? Конечно, нравится. Хочет ли он на мне жениться? Да, хочет. А сейчас особенно — ему как‑то совестно: вдруг он причинил мне боль. Это с одной стороны, а с другой — вообразил себя этаким рыцарем, который скачет во весь опор на своем коне, спешит вызволить из беды прекрасную деву.

И вот тут меня просто смех разбирает.

Да оттого, что я никакой беды во всем этом не вижу, и потом, я собираюсь замуж за Турлока.

Нет, Турлок, само собой, ни о чем не догадывается. Вы же с ним говорили. Все вам, наверно, втолковывал, что я ему — вроде младшей сестренки. Преисполнен братских чувств, да? Но чувства у него ко мне совсем не братские. Старается себя в этом уверить, потому что он невысокого мнения и о себе самом, и о той жизни, какую ведет, но только она как раз по мне.

Знаю, его просто бесило, что в свободное время я все с Майклом да с Майклом, но ведь девушкам порою не обойтись без уловок! Иной раз я замечала, глаза у него прямо искры мечут, и не будь у него такой выдержки, избил бы он беднягу Майкла — второго до полусмерти.

Да, Майкл — второй, пожалуй, догадывается. Наверно, ему подсказывает чутье — ох, и злится же он на Турлока — чувствует, что я его немножечко в своих интересах использовала — чтобы раззадорить Турлока. А для таких вот, у кого твердая цель в жизни, — для них непереносима самая мысль, что кто‑то может их хоть немножко использовать для себя. Это бьет по их самолюбию. Ведь им везде и во всем непременно надо быть первыми. Потому‑то Майкл и вставил Турлока в пьесу, он там у него проделывает всякие пакости. Майклу не понять, что Турлок человек высокой души, такого булавочными уколами не проймешь.

Ну а теперь мне надо идти, не то мистер Макграт станет меня звать, а голос у него — как труба.

И потом — все равно, сколько бы я здесь ни просидела, у меня только и будет разговору, что о Турлоке, — мне кажется, он именно тот человек, какой мне нужен.

Ну, что я вам говорила? Ох и голосище у мистера Макграта! Даже здесь, на берегу, слышно.

Мне надо бежать.

МАЙКЛ — ВТОРОЙ

Форменные дикари, от каменного века ушли на какой‑нибудь шаг, ну два.

Вы только подумайте. В чем я повинен? Я же делаю честь своим деревенским. Всю жизнь стараюсь развивать их, учу понимать возвышенное, а эта история — она ли не свидетельство полного моего краха? Собственно, не моего, а их, потому что теперь ясно: они, в сущности, так ничего и не усвоили.

Судите сами. Вот как было дело. Я жил в большом городе. Меня высоко ценили люди культурные.