Читаем Современная испанская новелла полностью

Молодые люди простились с алькальдом. Он положил правую руку на бедро, и в лунном свете блеснул красный камень перстня. Алькальд попытался вновь найти луч, который заставил вспыхнуть камень, но ему это не удалось. Тут как раз появился Бенитес.

— Все спокойно, сеньор алькальд; по — моему, сейчас молодежь ходит в сторону шоссе.

— Значит, их предупреждают.

— Да, сеньор алькальд.

— В следующую субботу отправишься на шоссе, Бенитес, — Это далековато, сеньор алькальд.

— Там увидим. А сейчас домой.

— Есть, сеньор алькальд.

— Интересно, что скажет завтра отец Эустасио.

— А что он может сказать, сеньор алькальд? Опять будет говорить о молодежи, о современной жизни, о парке… Я еще не поступал на службу, а уж слышал от него все это.

— ЛучШе предупреждать недуг, чем лечить его.

— Но ведь все женятся и только немногие отправляются бродить по свету.

— Нравственность, Бенитес, — это краеугольный камень нашего общества.

— Ясно, ясно, сеньор алькальд.

Мир был подсвечен луной, и алькальд долго всматривался в него. Затем он подумал: одиночество и белизна подобны пантеону.

— Пойдем, Бенитес.

— Иду, сеньор алькальд.

— Как ты думаешь, можно разговаривать с мертвыми?

— Нет, сепьор алькальд; когда они сгниют, они уже не мертвые, а материя, а потом земля, самая обычная.

— Молчи, бестолковый.

— Конечно, сеньор алькальд.

Некоторое время они шли молча.

— Если сеньор алькальд больше ничего мпе не прикажет, я пойду прямиком.

— Ладно, Бенитес. В субботу пройдемся по шоссе, посмотрим, будет ли дичь.

— Они ускользнут от нас в парк, сеньор алькальд.

— Посмотрим, удастся ли им это.

— Как угодно сеньору алькальду.

Проходя через парк, он сел на одну из скамеек. Ботинки жали, и ему не хотелось возвращаться в свой пустой дом.

<p><strong>Арбо, Себастьян Хуан</strong></p><empty-line></empty-line><p><strong>ПРОКЛЯТАЯ СМОКОВНИЦА (Перевод с испанского С. Вафа)</strong></p>

В нижней части города, за каналом, возвышалась ферма. Она стояла на развилке дорог у самого моря, окруженная деревьями.

Хозяином фермы был старый Нарро, человек мелочный, язвительный, брюзгливый и высокомерный. За весь день доброго слова от него не услышишь.

Старый Нарро родился в семье бедного крестьянина, однако трудолюбие и упорство помогли ему скопить кое — какие деньги и приобрести этот сад и ферму. Теперь он мог сидеть подолгу в тени, смотреть на море, которое было совсем рядом, на уходившие и приходившие корабли. Это не мешало ему следить за хозяйством, ругать сына, пререкаться с проходившими мимо покупателями и работниками, но прежде всего ругать сына:

— Ты намочил рис? А кукурузу полил? Чего ты ждешь? Когда рак свистнет?

Иногда, рассердившись, он вставал и брал мотыгу или же шел посмотреть, как продвигается та или иная работа. Однако его мучил ревматизм, и вскоре он снова садился, кряхтя и ругаясь.

— Ну что мне с ним делать? Один бог зпает, чем все Это кончится!

У Нарро был друг. Такой же старый, как и он, такой же, как он, хворый, но не такой спесивый. Спесивым он вовсе не был. Скорее, любил веселую шутку. Звали его Бони. Бони тоже жил неплохо и был, как говорят в тех краях, «устроен». Конечно, в этом смысле ему далеко было до Нарро, но о будущем думать не приходилось, если жить хоть немножко с умом. А ума у него было предостаточно.

Итак, как мы уже сказали, Бони любил шутку. Однако к серьезным делам относился совершенно серьезно.

Бони жил в верхней части города, на самой крайней улице, выходившей прямо в открытое поле, у подножия холма, против рощи и кладбища, видневшегося меж деревьями этой рощи, к которому все ближе и ближе подступали дома.

Из дома Бони виднелись изгороди, побеленные известкой, и стройные кипарисы, восхитительно зеленые, с пирамидальными кронами, возвышавшимися над темной массой рожковых деревьев.

Сидя перед домом Бони, они могли видеть похороны. А когда похороны были оплачены, могли слышать, как священники отпевают усопших. Это неизменно вызывало у Нарро раздражение.

Дом принадлежал Бони. Он выстроил его несколько лет назад и теперь жил тут вместе с одной из своих дочерей, уже немолодой, которая осталась старой девой.

Бывало, что и старый Нарро, этот гордец, навещал Бони, но редко. Гораздо чаще Бони спускался на ферму. Старому Нарро не нравился дом друга. Глядя на кипарисы, он говорил Бони:

— Не нравится мне это.

— Нравится или нет, а ты тоже там будешь.

— Все равно не нравится. Зачем мне напоминать о том, что я и сам хорошо знаю? Никогда бы мне не пришло в голову построить здесь дом…

— Почему? Что тебе сделали бедные покойники? Меня больше пугают живые, особенно те, среди которых каждый…

— Я говорю не о них, а о нас…

С тех пор как старика стал мучить ревматизм, его неприязнь к кипарисам и к кладбищу возросла настолько, что он почти совсем перестал ходить к Бони. «Не нравятся мне Эти кипарисы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза