Современная испанская новелла

Писатель вернулся с мостовой на тротуар и ждал, прислонившись к стене дома. Неизвестный оставался на мостовой, и писатель стал посматривать на него с некоторым интересом. «Если бы люди откровенно рассказывали друг другу о своих делах!» — подумалось ему. Вот, например, этот человек: совершенно очевидно, что он стоит здесь не для собственного удовольствия. Непохоже, чтобы он был в театре или приятно развлекался, и слишком стар, чтобы предполагать, будто он возвращается с любовного свидания. Что же в таком случае привело его сюда, на остановку трамвая, в столь поздний час? Какая странная причина?

Писатель улыбнулся. Странная? А что может быть более странным, чем то, что заставило прийти сюда его — автора романа? Если бы он и этот человек разговорились и он сказал бы ему, что отправляется на далекую окраину лишь потому, что только что закончил роман, последняя сцена которого разыгрывается как раз на этой окраине, интересно, как реагировал бы его собеседник?

Не переставая улыбаться, поскольку теперь, представив себе реакцию незнакомца, писатель понял, что поездка его может показаться смешной, он отделился от стены дома и снова вышел на мостовую. Опять посмотрел вдаль и опять увидел огонек. На сей раз, решил он, это трамвай.

Вскоре донесся скрежет колес. Трамвай приближался очень быстро, не задерживаясь на тех остановках, где никто не сходил и не входил. Когда трамвай приблизился, писатель увидел, что он почти пустой. Трамвай мчался во весь опор, и писатель, испугавшись, как бы он не проскочил мимо, поднял руку — Но трамвай уже останавливался. Минуту спустя писатель уже был в вагоне, согретом теплом сотен людей, которые ездили в нем целый день.

Писатель не чувствовал усталости, по вагон был пуст, и он сел. Трамвай же возобновил свой бег между шпалерами спящих фасадов, обогнал небольшую группу молодых людей, которые неторопливо шли, громко разговаривая и смеясь, потом миновал ночного сторожа.

Наконец они въехали на окраину, которая совершенно неожиданно оказалась освещенной лучше, чем улицы в центре. Но и здесь было так же безлюдно. Лишь изредка попадался запоздалый прохожий или девица, которая посматривала по сторонам в надежде заполучить позднего клиента…

Трамвай приблизился к нужной остановке, и писатель дал Знак кондуктору, тот дернул за шнурок, и в кабине вагоновожатого задребезжал колокольчик.

Кроме писателя, на этой остановке никто не вышел. Впрочем, в вагоне оставалось всего два пассажира.

Он перешел на другую сторону улицы и переулком направился к цели своего путешествия. Навстречу попался пьяный, едва бредущий на нетвердых ногах. Писатель посторонился, давая ему дорогу. И тот, оценив эту предупредительность, несмотря на свое состояние, поблагодарил писателя, приподняв измятую шляпу. Писатель не удержался от брезгливого жеста. В своих романах он часто изображал пьяниц, вообще опустившихся людей, однако в жизни они всегда внушали ему отвращение. Пожалуй, даже довольно сильное.

Писатель завернул за угол, до нужного ему переулка оставалось каких‑нибудь тридцать шагов. Он тряхнул головой, стараясь освободиться от посторонних мыслей и всецело сосредоточить внимание на улице, по которой он шел. Ведь Этим же самым путем шел его герой к той зловещей арке.

Писатель внимательно всматривался в фасады домов, стараясь запечатлеть их в своей памяти, отчетливо, как на фотографии. Но запечатлевать было нечего: все окна были темные, двери заперты, улица пустынна и печальна… И ни одной интересной детали, за которую стоило бы ухватиться. Лишь на некоторых балконах сушилось белье да в одном из окон виднелась полка с посудой. Совершенно незначительные мелочи, однако писатель впитывал их в себя почти сладострастно. Например, эта полка с посудой вполне подходит для его романа, он обязательно о ней упомянет. Две строчки, не больше, но как это будет реалистично! Пусть читатель почувствует, что автор сам ступал по этой улице, что он хорошо ее знает, что ни одна мелочь не ускользнула от его внимания…

И вот он в переулке. Писатель остановился на углу и окинум переулок удовлетворенным взглядом. Нет, он ни в чем не ошибся: и фонарь на месте, и арка посередине переулка, мрачная и темная, точь — в-точь такая, какой она ему запомнилась.

Он снова закурил, но и эту сигарету отшвырнул после двух — трех затяжек.

Засунув руки в карманы, писатель пошел по переулку, то и дело останавливаясь, чтобы лучше рассмотреть стены старых домов с низкими, узкими дверцами и крохотными окнами.

Но все двери домов были заперты, а в окнах темно, будто никто там не жил. Лишь по едва заметным признакам можно было догадаться о присутствии людей в этих словно вымерших домах.

И здесь, в переулке, он не встретил ни души. Именно так он себе все и представлял: с определенного часа, когда здешние жители укладываются спать — а укладываются они рано, потому что большинство из них рабочие и встают чуть свет, — этим переулком завладевает мрак.