Читаем Современная испанская новелла полностью

Удобно расположившись на подушках дивана, герцогиня Бургундофора принялась развлекать нас старыми анекдотами. Ксантипа неодобрительно отозвалась о дамах в трауре, которые не дождались меня, однако выразив опасение, как бы они не вздумали возвратиться. Фатима грезила о мечетях и финиковых пальмах. При молчаливом одобрении Кристадины Ронши злословил об одной очень известной аббатисе, якобы участвовавшей в какой‑то некрасивой истории с контрабандными часами. Валези обнимал Луизету и, могу вас уверить, делал это отлично. Ильдебранд повторял урок права, и его Фанни ему помогала. Моника доедала за Фамагусту мятную карамель и стыдила девочку за обжорство. Сапофрена хлопотала на кухне. Карола улыбалась. О Летиции никто не вспоминал.

Дождь отстукивал по крыше танец в африканском ритме. На мгновение переставал, словно переводя дыхание, и тут же принимался стучать с новой силой. Ветер швырял в окна струи воды с такой яростью, что мы уже опасались за стекла. Сучья деревьев, раскачиваясь от ветра, вонзались в паутину мрака и вырывали из нее редкие нити. В лавочке Марианжелы, зеленщицы, еще мерцал огонек, в крошечной лавчонке, где продавались такие полезные для здоровья вещи, как полынь, солодковый корень, лакрица, цитварное семя, можжевельник, змеевка, королевский чистоуст.

Жизнь в воскресшем электричестве едва теплилась. Неужели нам угрожает новое нашествие мрака? Так не хотелось нарушать заслуженный отдых свечей…

Дождь над нашими головами совсем обезумел. Казалось, он исполняет свирепый ритуальный танец доисторических времен, перенеся вдруг меня в ту эпоху. Я слышал звуки тамтама, я видел магический обряд первобытной охоты. Ронши превратился в жреца, Моника — в дань, израненную каменными стрелами. Бургундофора и остальные с диким ревом гнались за лаиью Моникой, уступы скал окрашивались ее кровью. Покойная Летиция была покровительницей охоты, а мы с Каролой стояли в стороне и наблюдали. Карола улыбалась и плотоядно облизывала губы — толстые губы молодой дикарки.

С возмущенными криками все набросились на Монику, это походило на побитие камнями. Все, кроме Каролы, которая только улыбалась. Моника нечаянно нарушила правила благопристойности (в чем это выразилось — лучше умолчать), и наказание, затем последовавшее, было чрезвычайно сурово. Карательную акцию возглавила Бургундофора, посрамленной Монике оставалось только порыться у себя в карманах — поискать еще мятных карамелек для Фамагусты. Но девочка уже объелась ими, ее мутило, и потому она безжалостно отвергла Монику и ее угощение. Она предпочла Каролу, упорно принимая ее за покойную мать. Конечно, заблуждение это объяснялось тем, что Фамагусту уже клонило ко сну и к тому же Она была совсем маленькой. Тем не менее нельзя было отрицать поразительного сходства между Каролой и Летицией. Только Карола, пожалуй, была красивее Летиции. Красивее уже потому, что нынешней ночью Летиция спала в гробу, засыпанном сырой землей.

Сырая земля засыпала Летицию, бледную и холодную. Безмолвную, беззащитную, одинокую. Даже черной кошки не осталось у ее могилы. Птицы давно умолкли на ветвях вечнозеленых кипарисов. От дождя потускнели ярко — алые шпили церкви Пречистой Девы. Могильщик, закопавший днем гроб Летиции, ночью будет жаловаться во сне на свою безрадостную жизнь. А Летиция останется одна в сырой земле. Много поколений птиц сменится на вечнозеленых кипарисах кладбища. Могильщик сопьется, умрет, и на смену ему явятся другие могильщики, которые тоже будут пить и жаловаться на тяжелую жизнь. Разрушатся шпили церкви Пречистой Девы от жадных неумолимых дождей и времени. А Летиция все будет лежать в сырой земле, ее сояфут черви в сырой земле, она там превратится в прах. Сегодня она, бледная и холодная, еще леяшт нетронутая под корнями кипарисов, под слепыми небесами, под комьями сырой земли. Черви сожрут ее позя! е, и останется только горстка праха в сгнившем гробу, в сырой земле. И спустя много тысячелетий кони апостола Фомы промчатся над этим прахом, над прахом моей Летиции, которая сегодня, бледная и холодная, совсем одна покоится в сырой земле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза