Современная испанская новелла

— В конце концов, все четыре одинаковы. Но если у этого быка отрубят все, что можно, его не купит ни одна бойня.

Зрители, слава богу, удовлетворились тем, что Толстячку были отданы копыта с двух передних ног. И распорядитель с облегчением вздохнул, заметив своему помощнику:

— Это еще куда ни шло. А я уж решил, что меня заставят резать быка на куски, пока я его всего не отдам матадору.

Трибуны начали пустеть, хотя матадор еще обходил арену, нагруженный тремя килограммами парного бычьего мяса.

Однако энтузиазм толпы, который так трудно зажечь, нелегко и погасить. Значительная часть публики уже успокоилась и покинула трибуны, но толпа восторженных поклонников Толстячка оставалась на местах, приветствуя своего кумира. Несколько смельчаков из этой толпы, нарушая всяческие предписания, перепрыгнули через барьер и вышли на арену.

— Вынесем его на плечах через главный выход! — кричали они, подбегая к Толстячку.

Поклонники окружили победителя и дружно подняли его в воздух.

Толстячка немного потрясли, так как все оспаривали друг у друга честь подпирать его славные ягодицы. Наконец он устроился на этой своеобразной платформе, которая торжественно двинулась к главному выходу.

Тореро довольно улыбался, демонстрируя трофеи, отрезанные у быка, которого он так блестяще победил. Успех заставил его забыть о том, что он сидит в неудобной позе, да еще на плече одного из своих поклонников, которое было очень тощим и больно врезалось в его седалище. Но так как слава — это наркотик, притупляющий любую боль, он дарил обожателям все более и более лучезарные улыбки.

Публика, уже вышедшая наружу, толпилась у главного выхода, чтобы присутствовать при появлении победоносного тореро.

Даже солнце, уходившее из Мадрида весьма поспешно, ибо и так уже запоздало, глядя на корриду, задержалось на крыше ближайшего дома. Оно тоже не хотело упустить такое зрелище.

И вот под аркой больших ворот, над толпой, блеснуло золото парадного костюма.

Треск аплодисментов, как пулеметная очередь, прошил вечернюю тишину. Взволнованный тореро приветствовал толпу, крутя в воздухе хвостом поверженного врага. А толпа, также взволнованная, отвечала на его приветствие восторженными возгласами.

Это было трогательное проявление преданности народа по отношению к божкам, которых он сам же и создает, венчая славой. Низенькие просили тех, кто повыше, приподнять их, чтобы увидеть тореро, который торжественно плыл над толпой, как фигура святого во время процессии. Ловкие мальчишки и неповоротливые дядьки взбирались на столбы и фонари, чтобы лучше рассмотреть Толстячка.

Хвала, воздаваемая с акцентом всех областей полуострова, от андалузского до баскского, как фимиам, кружила ему голову. Поклонники, несшие матадора, продвигались с трудом.

Даже бородатый Моисей не проложил бы себе дороги в Этом густом людском море.

Юные девушки, едва достигшие брачного возраста, осаждали кумира, чтобы вырвать у него реликвию — автограф. Детишки, недавно отнятые от груди, которые учились тауромахии на картонном быке, схватив вместо плаща материнскую юбку, протягивали ручки, прося ухо настоящего быка.

— Большое спасибо, большое спасибо, — повторял Толстячок, как заезженная пластинка, отвечая на изъявления народной любви.

Потратив немало усилий и изрядно потолкавшись, эта языческая процессия все же расколола толпу верных таурофилов и достигла более свободного пространства.

— Большое спасибо, — повторил тореро, обращаясь на этот раз к энтузиастам, которые несли его, — Я думаю, что меня уже можно опустить на землю.

— Никоим образом, маэстро! — возмутился тот, кто играл главную роль в этой церемонии, крепкий, коренастый мужчина со сросшимися бровями, на плече которого покоилась одна из ног матадора. — Мы понесем вас до гостиницы!

— Да! Да! До гостиницы! — горячо поддержали другие поклонники, между которыми был распределен вес победителя.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — умолял Толстячок, подавленный этим проявлением восторга.

— Какое тут беспокойство, дорогой! — возражал носильщик, которому было поручено правое бедро. — Для нас честь — пронести по Мадриду славу нации!

— Большая честь! — подтвердил костлявый. — Вперед, ребята!

И под крики «Да здравствует Толстячок!» они направились со своей драгоценной ношей по улице Алькала.

— В какой гостинице вы живете? — спросил матадора крепыш, который командовал группой.

— В «Эступендо».

— А где находится эта гостиница? — осведомился андалузец, который во всем Мадриде знал только улицу Севийя.

— Довольно далеко, — отвечал Толстячок. — Надо спуститься по улице Алькала, потом подняться по Гран Виа…

— Спустимся и поднимемся, сколько будет нужно, — прервал его поклонник.

— Разумеется! — подхватили товарищи. — Подумаешь, большое дело! Пошли!..

— Предупреждаю, что это расстояние порядочное, — настаивал тореро. — Когда наша куадрилья ехала на арену, счетчик такси показал три дуро…

— Хоть на край света! — завопил сухопарый. — Вперед, ребята! В гостиницу «Эступендо»!

— Пошли, пошли! — поддержали остальные. — Да здравствует первая шпага!