Современная испанская новелла

Он устремился к светящимся шарам. И когда подбежал к ним, увидел, что висят они очень высоко. Ветер дул с яростью и бешеным неистовством, которые его поразили. Маленький Циркач вошел в предместье города, где все двери были наглухо закрыты, а окна темны. (Он подумал: «Какой странный город: в городе тооке заставляют спать».) Вдоль улицы тянулся забор. Маленький Циркач пошел по этой улице, ему казалось, что в конце ее дон Циркач и донья Циркачка ждут его, сидя на чемоданах. Но там не было ни дона Циркача, ни доньи Циркачки, зато множество людей пели, обнявшись. На некоторых были меховые шапки, от них пахло вином. Это было очень смешно. Маленький Циркач смотрел на людей. У кого‑то, кто показался ему спокойнее других, он спросил про цирк («Цирк? Иди дальше», — ответили ему). И Маленький Циркач пошел дальше, никуда не сворачивая.

Наконец он увидел большую, красивую площадь, где должен был находиться цирк. Но цирка там не было. Только мятые бумажки, гонимые ветром, и облако пыли, как на равнине. Маленький Циркач почувствовал удушье. Он сел на землю, прислонившись к каменной стене, необычно белой, словно залитой лунным светом, хотя ночь была безлунной. И тогда Маленький Циркач услышал далекий тамбурин доньи Циркачки, а потом пение петухов, доносившееся из‑за высокой стены, крытой черепицей.

Молочник и женщина, направлявшаяся к утренней мессе, нашли его, бледного и окоченевшего, широко открытыми глазами он смотрел на цирк, которого не было. Его подняли и отнесли в больницу. По дороге женщина перекрестилась и сказала, показывая на голубой передник:

— О, да ведь мальчик‑то из приюта! Как странно… В этот час, здесь…

Медио, Долорес

АНДРЕС (Перевод с испанского С. Вафа)

Андрес не сводит глаз с клеенки в красно — белую клетку. Клетки стерлись оттого, что клеенку слишком часто вытирают. Рядом с его рукой клеенка прожжена. Дыра величиной с большую монету поглотила одну из красных клеток; сквозь отверстие виднеется кусок стола. Немного выше — большое жирное пятно. На стакане с водой следы грязных пальцев Тины.

По клеенке торопливо бежит муравей. Обогнув жирное озеро, он скрывается в дыре. Андрес засовывает туда палец. Муравей ускользает. Андрес снова сидит неподвижно, не сводя глаз с выцветшей клеенки.

Сента спрашивает:

— Что с тобой? Почему ты не ешь?

Тина локтем толкает брата и смеется, открывая беззубый рот.

— Он ворон считает.

Ана бьет ложкой по тарелке и вторит сестре:

— Волон считает!.. Волон считает!..

Сента прикрикивает ка девочек:

— А ну замолчите, балаболки! С вами с ума сойти можно… Ешь, тебе говорят. Вот беда! Тебя словно околдовали.

Андрес пожимает плечами.

— Не хочу.

— Не хочу… не хочу!.. Вот заладил! Ну что за жизнь!.. Если хочешь деликатесов, отправляйся в «Палас», здесь тебе не ресторан.

Андрес упорно продолжает смотреть на клеенку. Пальцем следует по тому пути, который проделал муравей; засовывает палец в дыру.

— Вот, вот!.. Давай суй, рви больше.

Андрес вытаскивает палец, ставит локти на стол и ладонями подпирает лицо.

В дверь кто‑то кричит:

— Сеньора Пресентасьон!

— Входи, детка. Чего тебе?

— Сеньора Пресента, мама просит одолжить луковицу, если у вас есть. Мы завтра утром вернем.

Сента роется в корзине с картофелем, достает оттуда луковицу и протягивает мальчугану.

— На, детка, передай маме. И не надо ничего возвращать… Как мама?

— Хорошо. Она уже встает.

— А девочка?

— Как картинка… В четверг мы ее. крестили. Приехала бабушка из Пеньяройи. Привезла нам подарки.

— Передай бабушке, что завтра я зайду навестить ее.

Стоя в дверях, Сента прощается с мальчуганом и начинает убирать со стола.

— Еще одна девочка!.. Таков уж удел бедняков… Это счастье всегда выпадает на их долю… Будто нет другого способа развлечься, рожают детей!.. А куда они?

Вдруг она спохватывается.

— Тина, пойди привези отца домой, уже холодно… Не дай бог схватит воспаление легких… Нам только этого не хватает… К шелудивому псу все болячки липнут…

Выталкивает девочку из‑за стола.

— Слышишь, что тебе говорят?.. Привези отца.

Тина берет недоеденный кусок хлеба и, откусывая на ходу, направляется к двери.

Ана снова бьет ложкой по тарелке.

— Отса!.. Отса!..

Сента берет малышку на руки, вытирает ей сопли, которые текут в рот, и крепко целует.

— Что за красавица у меня дочка! Ну что за красавица… А теперь спать! Тина уложит тебя.

Ана не хочет ложиться. Она кричит, дрыгает ножками.

— Нет!.. Нет!..

— В кровать… в кровать…

Тина ввозит в комнату парализованного отца, толкая перед собой кресло.

Хоакин говорит:

— У меня замерзли руки.

— Ну вот!.. К вечеру становится очень холодно… Нечего сказать, весна!

Хоакин потирает руки.

— Есть что‑нибудь горяченькое?

— Кофе… Хочешь, я уложу тебя в постель?

Хоакин колотит кулаками по ручкам кресла.

— В постель, в постель!.. Мне осточертела эта постель… Я в ней гнию заживо.

Сента хочет что‑то сказать, но не решается. Наконец поворачивается к нему спиной, ставит ковшик на плиту и говорит:

— Тогда… тебя уложат дети… Я должна уйти… Возможно, приду поздно… Если подвернется работа…