Современная история Красной Шапочки (СИ)

~~~~ Конец третьей части ~~~~

Комментарий к Глава 16

^1 Вестник Средневековья (фр.)

========== Эпилог ==========

Ксавьер капитулировал. Нашёл шероховатую стену и слился с ней цветом и текстурой. В умных книжках на эту тему были вырваны страницы, но он и без подсказок догадался, кто здесь третий лишний. Вопросы – тоже лишние. Ответ разыграют прямо на этих хреново освещённых подмостках, hic et nunc^1, без его участия. Зато все его подспудные страхи и подозрения оправдаются. Он и об этом догадался. Попой почуял.

Дезерэтт забрал праздную длань Ангела в две свои, огрубевшие от прополки моркови. Церемонно подвёл в угол подземелья. В какой? Ну конечно, в тот самый – к подозрительному зеркалу. Два отражения, стройное и массивное, на одном крупными буквами подписана непонятная жажда, на другом – честное недоумение. Но продлилась неловкая заминка всего пару лишних секунд. Маленький изъян, ямка, вогнутость на посеребрённой поверхности стекла… она встала точно на груди у отражённого Энджи и колыхнулась. Но не исчезла, не разгладилась, а поползла по зеркалу вверх, порождая новые горбы и впадины, рябь и волны.

Ангел окаменел. Оно и понятно, пугаться было чего – зеркало взбесилось! Или не совсем зеркало? Всё равно застыть эффектной статуей с панически расширенными глазами было лучше, чем бегать по кругу и истошно орать. Зато Ксавьер тонко заверещал, отлепившись от стены: ему хватило любопытства вывернуть шею, поглазев в зеркало сбоку, но не увидеть в нём ни себя, ни Джинна. Зато по ту сторону почему-то остался Эндж, точнее пародия на него, с больным восково-бледным лицом… И вот он, оно – преспокойно двигалось. Ходило по мёрзлому земляному полу, померило его неровными, как с похмелья, шагами за пределами бронзовой рамы, затем вернулось. И уголки тех других губ дёргались во все стороны, от отчаянного усилия что-то выразить. Может, пытались улыбнуться… или что-то пафосное ввернуть? Пока зрители молчат, сдурев – кто от удавшегося баловства, а кто от ужаса.

Внутри закоченевшей оболочки из кожи, костей и семидесяти кило сексуальности настоящий Ангел тихо простился с миром и умирал: от удушья, остановки сердца, некроза мозга… да всего, всё стопарнулось. Ксавьер пытался развлечь его грохотом своего падающего тела, но зря старался. Дэз прощупал пульс княжича – слабый, но ещё в наличии – поломался для виду, притворяясь, что не знает, как решаются такие проблемы, но потом плюнул на свидетелей и бомбочкой нырнул… да-да, именно туда, в зеркало. Оно пропустило его без единого «плюха», рябь пошла сильнее, завернулась кренделем, и всё замерло.

А затем живые и обморочные, не успев ахнуть и возмутиться такому кордебалету, услышали голос: Дэз, маленько потоптавшись по другую сторону зеркала и потемнев волосами с ярко-красного до винного, завёл светскую беседу с отражённым луноликим Ангелом. Правда, его вкрадчивые елейные слова… ни одно не удалось разобрать. Покидая тот отражённый мир и пересекая поверхность зеркала, они доносились в этот… шиворот-навыворот?

— dє oiv vж ?nонw о qmnоu

Ксавьер позеленел не хуже заправского зомби – он нечаянно сумел кое-что расшифровать – приподнялся, помогая себе ногтями, судорожно втыкаемыми в стену, и воскликнул:

— Вишну и Шива и все толстопузые дэвы, Энджи, очнись! Позови его! Немедленно, верни его обратно! Что бы Дэз ни задумал, а зеркало с обломом! С дефектом! Внизу расцарапано, скол длиной с мой палец! И поверхность слишком тёмная, мерзкая, как в камере пыток. Это добром не кончится! Чьё это вообще было зеркало?!

— Старушки Тарьи, — с трудом вымолвил Шапкин, оттаивая после леденящего ужаса. — То есть… не сама она его изготовила, ясен пень. Украла у какого-то более опытного и рукастого сумрачного гения.

— Бллин, да пропади она пропадом со своими ворованными волшебными свистелками и перделками! Дэз всё спланировал заранее! Привёл тебя сюда специально!

Златовлас стремительно оттащил чуть живого супруга в сторону, прочь от зеркала, но поздновато заметался. Отражения жили собственной пошлой жизнью, голос Джинна продолжал выговаривать диковинные исковерканные слова, не получая ответа, и злиться. Ксавьер бесился от бессилия, Шапкин меланхолично вспоминал Петруса, Дхарму и Йогу. Пульс у него понемногу учащался, приходя в норму. Время шло.

А потом всё пропало пропадом. Зеркало устало от авангардистского бедлама и треснуло напополам. Но прежде, чем это произошло, и не позже, чем «за секунду до» – Дэз выбрался из него и торжествующе вывел под руку блёклое отражённое нечто.