Современная югославская повесть. 80-е годы

…А насчет той аварии, чем больше он думает, тем больше ему кажется, что выпивка тут ни при чем. Как будто не могло все точно так же произойти, сядь он в то утро за руль, не выпив ни капли? Разумеется, могло, да еще как! Ну, правда, в момент аварии у него в крови было столько алкоголя, что вопрос запросто мог стоять по-другому: сколько в алкоголе крови?! А что поделаешь, если у ментов отсутствует чувство юмора; на Виноградской, куда его доставили в «марице»[52], они спросили насчет промилле без всяких церемоний.

А даже двух не было, по правде-то говоря!

Ладно, был он пьян. Больше того — пьян в стельку, а ведь и в трезвом виде он мог проделать все точно так. Да и что можно было сделать, кроме как нажать на тормоза?

Громыхавший перед ним старый «четырнадцатый» вдруг резко затормозил (потом выяснилось, что на рельсы выехал хулиган на мотоцикле), вот и ему не оставалось ничего другого, как тормознуть. А разве он виноват, что в то утро (27 марта, 7 часов 43 минуты — так записано в милицейском рапорте), как назло, моросило и трамвайные рельсы под его «лысыми» покрышками были скользкими, как черт знает что? Мог ли он в ту долю секунды (даже будучи трезвым) все просчитать: что машину занесет на скользкой дороге, что подкатит этот развалюха грузовик, отбросит его на трамвай, что его «принц» превратится в сандвич, а ему (ко всеобщему удивлению, он не получил ни единой царапины) воткнут в вену шприц и обнаружат эти самые промилле (и ведь даже двух не было!)? Ну кто мог такое предвидеть? А все знай себе повторяли: ты был пьян! И он соглашался: да, я был пьян…

И тут подсуетилась Ева со своим замечательным предложением.

— По пять миллиграммов, говоришь! — с отвращением произносит он и поворачивает ключ зажигания. Снова «си-и-и-к» и — глухо.

Ну вот, автомобиль весь в хозяина: и он сегодня как последняя дохлятина. А ведь не положено. С каких это пор машины реагируют на перемену погоды, с каких это пор у мотора — кости, нервы и то, самое неясное, нереальное и неуловимое, что зовется душой? С машины хватит автомеханика и регулярного техосмотра. И трех, ну, по правде сказать, пяти месяцев не прошло, как он последний раз был у механика. Следовало бы, наверное, получше следить за машиной. Люди так и делают. Чуть что — в сервис! Подверни, закрепи, подмажь — и кати себе. Выходит, все-таки в сервисе дело? А он еще смеется над Боровцем и Килибардой, что они часто к механику заглядывают: «Купите, ребятки, настоящий автомобиль! Мой с мастером и не знаком!»

У Боровца — «симка», у Килибарды — «БМВ». Пусть ребятки форсят! Ему не до того. Он бы никогда не выложил за машину такие деньги (да и откуда у него?), чтоб потом они на дороге гнили. Впрочем, все дело в понимании, автомобиль — это целая философия…

Если хотите знать, он воспринимает автомобиль только как неизбежное зло, как повседневную необходимость, нечто, без чего в нашей безумной гонке не обойтись. О да, автомобиль давно перестал быть лишь вопросом престижа, сегодня ты должен его иметь прежде всего для того, чтобы обгонять других. Или по крайней мере для того, чтобы помешать, не дать другим обогнать, опередить тебя. И никто уже (кроме безнадежных романтиков и профессиональных социологов) не спрашивает, куда (и зачем?) все торопятся. Великая гонка ведется непрерывно. И с каждым днем участников в ней становится больше. Включаются все новые и новые поколения, суетятся старые. Некогда заполненные трибуны редеют, и народ перекочевывает на гоночную трассу. Совсем мало остается тех, у кого хватает нервов грызть на трибуне семечки, орешки, не говоря уже о леденцах на палочке. Все за руль и — к цели, если цель вообще существует.

О’кей, и он включился в эту гонку, однако пока достаточно хладнокровен, помнит, куда и на какой скорости движется. Управление-то в его руках (и в ногах), о чем большинство автомобилистов забывает. Он скорее допустит, чтобы на его автомобиле появлялась надпись «Вымой меня, козел», чем и впрямь станет им. А вокруг козлы мучаются и пыжатся, кланяются автомобилю, как кормушке. Поймав себя на том, что сам кланяется — с зажиганием, — он, рассердившись, выходит из автомобиля и громко хлопает дверцей. В последний момент (уже заперев машину) у лобового стекла замечает Евину записочку.

— Значит, говоришь, по пять миллиграммов!

V

Только этого ему не хватало — забыть Евины поручения. Уж лучше б он забыл телефон автомеханика Банека (который ему сейчас, несомненно, нужнее всех в городе), чем этот списочек всякой всячины, которую должен притащить домой…

Телефонная кабина — за углом. Из кармана брюк он выуживает кожаный кошелечек для мелочи в форме шестинской шляпы, который ему подарила Ева («возьми, чтоб не дырявить мелочью карманы»). Кошелек ему не нравился (чересчур пестрый, дамский, короче, не для нормального мужчины), и взял он его, разумеется, только чтоб угодить Еве, которая, впрочем, и на этот раз оказалась права — теперь карманы целы!