Современная югославская повесть. 80-е годы

Он идет дальше. И чем ближе родительская могила, тем ему неспокойней. Это чувство — чувство вины — знакомо ему, сколько он себя помнит. Именно так он чувствовал себя, разбив мячом соседское окно или заработав в школе плохую оценку. Сердце колотится, в горле — ком. Но теперь-то, видит бог, нет ни разбитого окна, ни плохой оценки! В чем же тогда его вина, в чем провинился он на этот раз? Он пытается проглотить застрявший в горле ком. В чем? Может, его вина в том, что за это время (пока не был на могиле) он без ведома родителей состарился?! Да, наверное, именно в этом, в страхе, что отец и мать будут его корить. Как он мог, как посмел постареть без их ведома?! Что он себе думает? Ишь ты! Стать старее собственных родителей!

Вот и у смерти есть свои положительные стороны, кисло усмехается Новак. После смерти не стареешь. Его родители, ни капельки не меняясь, навсегда останутся такими, какими были при жизни. Не постареют ни на одну морщинку, ни на один седой волосок, если даже пролежат в земле целую вечность.

— Це-елую вечность! — вырывается у Новака, и он вздрагивает.

Несколько мгновений стоит как вкопанный, не шевелясь, не дыша, утратив дар речи. А когда обретает этот дар опять, то говорит задыхаясь, отрывисто, с трудом:

— Невероятно! Невозможно… пустая могила!

Может, он все-таки заблудился? Спутал участок? Давно не был, вполне мог и перепутать. Да нет, он не ошибся: знакомое место, все могилы знакомые. И все не тронуты. Блажеки, Юнгвирты, Ланги… Он склоняется над разрытой могилой и видит внизу щебень, залитый бетоном. Оттуда, словно дух, наплывает воспоминание о нашумевшем, загадочном загребском преступлении: жена с помощью любовника замуровала мужа в фундамент! Новак резко выпрямляется и произносит:

— Драгец, Драгец!

Жилище своего брата Драгеца, расположенное в Боровняке, высоко над городом, он видел в последний раз, когда дом стоял в строительных лесах, и потому о вкусе Драгеца судить не мог. К тому же он не уверен, может ли брат удивить его еще чем-нибудь в этой жизни. Разумеется, не может, и, придя теперь к этому заключению, Новак останавливается, чтобы осмотреть дом издали. Он знал, что интерес к дому Драгеца, пусть и надуманный, поможет ему остыть и освободиться от злых мыслей, гнавших его от Мирогоя до Боровняка.

И какой кретин придумал ему этот проект? Здание в виде террасы с ровной крышей — типичный вариант для приморья! Этим мирным зеленым холмам больше бы подошла архитектура в тирольском стиле, чем средиземноморская с ее агрессивностью. Да еще этот искусственный камень! Голубой фасад… Ничего не скажешь! И к чему такая громадина, такие деньги, замурованные в стены? Девять комнат, две ванные комнаты, два гаража, три балкона, мастерская… Ему чудится, будто он слышит самодовольный голос Драгеца. И это его обезоруживает.

Итак, значит, на охоту он отправился без ружья. Более того, бросающаяся в глаза надпись на фасаде заставляет его рассмеяться.

АВТОМЕХАНИЧЕСКАЯ МАСТЕРСКАЯ,

ВЛАД. ДР. НОВАК

— Ах ты, мой др. Новак! — снова смеется он. Ему вспоминаются сетования Драгеца: «Хорошо вам, вы все сплошь инж., проф. и др.! А кто есть я? Простое г…!»

Он легонько нажимает кнопку звонка и слышит протяжное металлическое «дин-дон». Да, что-нибудь именно этакое он и ожидал встретить у Драгеца — недавно приобретенная изысканность, цена которой несколько тысяч лир! Мимоходом бросает взгляд на каменную ограду: нет, львов не видно. А он надеялся, что на столбах у ворот увидит гривастых львов, этот серийный символ гражданского могущества и благосостояния, что красуется перед городскими домами в северных районах. Такие дома всегда охраняли львы. Ему вспоминается сцена у старого магазина на Загребской ветке. Благодаря упорству и мускулатуре озорника Туны, который в пятидесятых забавы ради спас из обломков отвалившуюся львиную голову и вновь водрузил на пьедестал, львиная порода сохранилась в этом городском зверинце. И он бы ничуть не удивился, если б и его брат Драгец обзавелся опасными хищниками. Но вместо львиного рыка — тонкий писклявый голосок.

— Кристина! — восклицает Новак. Как же она выросла, прямо невеста!

— Дядя Миро! — раскрывает ротик, похожий на птичий клюв, Кристина. Он окидывает ее взглядом и с сожалением убеждается, что на Драгеца она не похожа. Нет, она пошла не в Новаков. Вот Борис — тот настоящий Новак. И зачем Драгец отпустил его в эту Швецию? Разве ему в этом роскошном хаусе не хватает места? Эх, Драгец, Драгец! Уж если ты разрушил свою первую скоевскую[69] семью, как и все, принадлежащее той поре, мог бы хоть уберечь сына, Бориса. — Дядя Миро, это вправду ты?

— Да, я, Кристина. А это ты? Прямо красотка.

— Ты преувеличиваешь! — Она кокетливо хихикает, перекатывая языком во рту жвачку. — Папа в обморок упадет, когда тебя увидит…

— Ты преувеличиваешь! — теперь смеется и он. — А папа дома?

— Ага. В мастерской.

— Пойдем к нему?