Современная югославская повесть. 80-е годы

Но когда люди уже привыкли к тишине, раздался лай — вернулась домой собака лесоруба Методии Лечоского, которую он прятал в горах. На шее у нее болтался обрывок цепи. Увидев беглянку, люди переполошились, кинулись в погоню с вилами, топорами, ружьями. Палили из них, но пули не могли настичь собаку — она прыгала через заборы, кюветы, отсиживалась в кустах и, петляя, убегала в лес. Спустя какое-то время возвращалась, и опять люди кидались за ней. Сельчане устраивали засады, размахивали палками, вилами, стреляли — собаку словно оберегала судьба. Окровавленная, она успевала спастись в лесу. Зализав раны, снова возвращалась к хозяину. И опять погоня…

А пес был красив — лохматый, белые завитки на лапах и на животе, как у барашка. Крепкая шея, крупный корпус, громкий хрипловатый лай. Когда она сопровождала овец, ее лай узнавали и говорили: это собака Методии; кругами разносилось гулкое эхо, и все сельские собаки тоже, словно по команде, принимались лаять. Долго слышался собачий хор, где пес лесоруба вел соло. Эта собака вступала в поединок с волками, обливаясь кровью, побеждала хищников, за это ее в селе уважали. Но теперь люди изменились: коль убили других собак — изведем и эту. Зарыли всех — зароем и ее.

И снова шли облавы. Методия Лечоский молил оставить пса на воле, но односельчане не желали и слушать. Долго охотились они за собакой, наконец убили. Тогда пришло облегчение — как будто вырвали из души занозу, которая не давала покоя.

Когда из города приехали ветеринары делать прививки здоровым собакам, в селе не оказалось ни одной. Страх заразиться чахоткой или бешенством мало-помалу прошел. И теперь люди, едва продрав утром глаза, тревожно смотрели на дувало…

XVII

Тане все-таки уехал. Перед отъездом долго уговаривал брата Оруша ехать вместе, но тот и слышать не желал. Наоборот — начал строить новый дом. Тане покидал село именно в тот день, когда закладывался фундамент и, по обычаю, полагалось принести жертву — ягненка. Тане выхватил ягненка из рук брата, надеясь, что Оруш в последний момент одумается. Напрасно. Агнца отдали каменщикам.

Когда его потащили к котловану, животное, словно почуяв опасность, заблеяло; упираясь головой, пыталось разорвать поводок. Каменщик обхватил ягненка поперек и понес. Когда он вытащил нож, опущенный на землю ягненок опять стал упираться, заблеял еще жалобнее, словно молил о пощаде. Ему зажали рот, он умолял взглядом. Но вот голова животного закинута вверх и нож готов вонзиться в горло. Жертва, будто осознав, что у ее палача нет ни сердца, ни души, взглянула на него с ненавистью и презрением и зажмурилась в тот миг, когда лезвие ножа коснулось шкуры.

Сначала ягненок ощутил холод, похожий на прикосновение сосульки, потом — острую боль. Он задыхался. По телу прошла предсмертная судорога, ноги дернулись, и животное успокоилось, словно погрузившись в сон. А из глотки струей хлестала кровь; булькая, обрызгивала первый камень будущего дома. Каменщик отрезал ягненку голову; разжав пасть и сунув туда серебряную монету, врученную женой Оруша, бросил в котлован. По примете, это должно принести в новый дом счастье, долгую жизнь хозяевам. Ягненка освежевали и отдали Орушу — испечь на костре.

Тане крутился рядом с братом, не желая расстаться с мыслью отговорить его возводить жилище.

— Не играй с судьбой, Оруш, — уговаривал он. — Унесем ноги, пока не пришла беда…

Оруш хватал бутылку ракии, делал несколько глотков, шагал по двору, обходя ямы, и был похож на сердитого зверя, метавшегося в клетке. Втянув носом воздух, он сказал Тане, неотступно следовавшему за ним:

— Сам поступай как хочешь, а меня оставь в покое. Я решил не трогаться с места.

— Неужели ты не понимаешь, что строишь дом для вулкана? — твердил Тане.

Оруш, приложившись к бутылке, вдруг крикнул каменщикам: «Остановитесь!» И велел им уйти. Те удивленно смотрели на него. Попыталась вмешаться жена, Оруш оборвал ее.

Тане уехал, а Оруш долго размышлял: что делать? Продолжать строительство или нет? Наконец решил продолжать.

Когда стены дома уже поднялись над землей, от Тане пришло письмо. В нем говорилось:

«…Узнал я, что ты не унимаешься и продолжаешь строить. Опомнись, заклинаю тебя. Не бросай деньги на ветер. Оставь свою безумную затею!»

И Оруш срывался, хватался за бутылку и снова командовал каменщикам: «Бросайте все, уходите!»

Пролетели два месяца. Пошли дожди. Они разрушали уложенные кирпичи, поднимающиеся стены. Жена начала упрашивать мужа позвать строителей. Каменщики явились. Работа продолжилась.

Уже прилаживали крышу, когда снова подал весть Тане. И снова:

«…Тебе, братец, видно, не поумнеть. Нечистый тебя попутал. Сатане угодно, чтобы ты потерял голову, а потом дом…»