Современная канадская повесть

— За трубу? — Тут уж Маргарет не выдержала и засмеялась, а за ней и Лэндон.

— Ну точно, дай ей бог здоровья, — сказал он. — По радио часто выступал джаз, в котором играли одни девушки. Дело было в войну, и они играли для армейских подразделений, постоянно куда-то ездили. Одно время даже были слегка знамениты, но сейчас и не вспомню, как они назывались. «Билли Джин и Джинетки» — что-то в этом роде. Кажется, играли они не так и плохо. Так вот, моя матушка увлеклась трубой, дудела в нее не меньше месяца. Что у нее было на уме — не представляю. Может, думала все бросить и убежать к этим пташкам?

Вспомнились эти несколько недель — тишину старого дома вдруг стали нарушать резкие всплески звука. Будто трубил слон, отбившийся от стада. На губе у матери появилась небольшая мозоль, но ей не удалось осилить даже гамму — дальше зычных и несуразных гудков дело не пошло.

— Ну и, разумеется, кино, — продолжал Лэндон. — Это была ее жизнь, в кино она ходила несколько раз в неделю. Иногда брала с собой Эллен и меня. Билли, конечно, дома не сидел… Все эти старые шедевры, на которых зрители глотали слезы умиления, времен больших студий… «Касабланка»… «Миссис Минивер». А «Потерянный горизонт» крутили все время. Я думаю, мама не один год была влюблена в Рональда Колмена[74]…

— А твой отец? — спросила Маргарет. — Его она разве не любила?

— Думаю, что любила. Когда-то… А вот ближе к концу… В последние годы… Как сказать… После смерти Билли все как-то сразу пошло наперекосяк. Они стали словно чужие, каждый жил своей жизнью.

— Как печально.

— Да, печально. Душа болела смотреть на это. Ну, вскоре явился Чарли Эймс. По крайней мере время он выбрал подходящее — и на том спасибо. Слушай, Маргарет… тебе эта мелодрама из истории одной семьи еще не наскучила? Если что, скажи, я замолкну.

— Ну что ты, продолжай, пожалуйста. Мне интересно…

Оказалось, кое-что не так просто и вспомнить. Но после стольких лет Лэндон, пожалуй, с благодарностью воспринял приглашение высказаться. Однажды он начал рассказывать об этом Вере, и что-то помешало. То ли телефон зазвонил, то ли кто-то пришел. И она уже не попросила его начать сначала. Сейчас он смотрел прямо перед собой, сквозь лобовое стекло — на длинную прямую дорогу и белеющее небо.

— Чарли приехал в Бей-Сити сразу после войны. Он был американец, откуда-то со Среднего Запада, из Небраски или из Айовы, — простой деревенский парень, который в годы депрессии снялся с места и двинул на запад. Ты же знаешь, в тридцатые годы в такое путешествие пускались тысячи парней и девушек. Со всей Америки; да и из Канады, надо полагать, тоже. Они двигались в Калифорнию, надеясь выбиться в люди, сорвать банк. Въехать в мир кино на своих улыбках. Чарли в молодые годы, наверное, был парень красивый. В общем-то, ему удалось сняться в нескольких картинах, в маленьких ролях, но в основном он подрабатывал где придется, а потом началась война, и он ушел во флот. После войны он какое-то время пошатался по стране и осел в Канаде, в Бей-Сити — у него там был двоюродный брат. В городе Чарли возглавил старый «Королевский театр». Странно все же, что они сошлись — Чарли и моя мать. Мать была женщина крупная, блондинка, хороша собой. Такая грубоватая скандинавская красота. Но я всегда думал, что она соблазнится каким-нибудь щеголеватым латиноамериканцем с тоненькими карандашными усиками и черными прилизанными волосами. Но она соблазнилась Чарли, а он тоже был блондин и здоровяк — вполне мог сойти за ее брата. Управлять «Королевским» больших талантов, я думаю, не требовалось. Единственное зрелище на многие мили, а телевизоров тогда еще не было. Люди на стенку лезли от скуки. Однако же Чарли как-то умудрился угробить это дело. Наверное, он был слишком добродушный человек — из таких удачливые бизнесмены не получаются. На дневных субботних представлениях он сам стоял у входа за контролера, и ползала детворы смотрели спектакль бесплатно. Либо им удавалось прошмыгнуть мимо Чарли, либо его это мало тревожило. Собственно говоря, он и сам был большим ребенком, все время какие-то шутки, истории. Казалось, он ни к чему не относился слишком серьезно. Может, моей матери после двадцати лет с отцом — весь в делах — нужно было именно это. И потом, Чарли повидал свет. Работал в самом Голливуде! Своими глазами видел Богарта, Гейбла, Джин Харлоу[75]. Естественно, мать стала самой преданной зрительницей его театра, скоро они стали задерживаться у выхода, когда публика уже разошлась. Наверное, рассуждали о кино. Видимо, он рассказывал о людях, которых видел, о городах, где бывал, — шикарные воспоминания из той жизни. Они из него так и сыпались, да одно забавнее другого. Смешить он умел. Очень скоро Чарли стол предаваться воспоминаниям внутри театра, как-то вечером их видели выходящими вместе. Время было позднее…

— А твой бедный отец? — воскликнула Маргарет. — Он не догадывался о том, что происходит?