Современная китайская проза

Вагон опустел. Сквозь окно без стекла Циньцинь видит широкую, большую улицу, по обеим сторонам которой ярко горят красным светом крупные иероглифы «радость». Люди потоком входят и выходят: хлопочут — и радуются, радуются — и опять хлопочут. Рядом с подъездом, над которым самый большой иероглиф, останавливается грузовик, и парни и девушки принимаются загружать его узорчатыми тюками. «Это люди с торгово-финансового фронта», — думает Циньцинь. В кабине грузовика сидит нарядно одетая девушка, на ней жемчужное ожерелье, серьги и кольца. Вид у нее равнодушный, словно ей безразлично, куда ее повезут и какая судьба ее ждет.

Циньцинь хмыкнула про себя. Свадьба, не иначе как свадьба! Сегодня, наверное, благоприятный день. Может, и лунный, и солнечный календари сулят счастье в браке именно сегодня? Люди мечтают о счастье, а те, кто развелся, говорят, что день свадьбы у них случайно пришелся на нечетное число по лунному календарю. Пройдет два месяца, и на собственной свадьбе Циньцинь послушно сядет на кровать и, по обычаю этого города, позволит ему надеть ей туфельки и завязать шнурки, после чего они сядут в такси. В прежние времена туфельки были расшитыми, с цветами, а теперь — обыкновенные, кожаные; раньше невеста садилась в узорчатый, крытый шелком паланкин, а теперь — в такси; материальное благосостояние с каждым днем улучшается, ну а душа человека, меняется ли она?

Как только такси двинется с места, невесте положено громко заплакать, иначе назовут неблагодарной. И тогда от свекрови доброго отношения не жди. Сороковые ли годы или восьмидесятые — не важно, обычай есть обычай. Циньцинь не раз бывала на свадьбах своих подруг по заводу — все громко плакали, жалобно голосили, только вряд ли они искренне горевали. И потом, зачем плакать, если они собираются жить счастливо? Правда, свадьба — это конец свободной жизни, к тому же брак налагает на человека серьезную ответственность. Вся радость — в узорчатом паланкине, в котором тебя принесут в дом мужа, и радость эта исчезнет вместе с паланкином. Глядя на плачущих подруг, Циньцинь искренне страдала, уж наверняка сильнее, чем сама невеста. Она представила себе день собственной свадьбы, когда сама она должна будет плакать, и боялась, что добром это не кончится…

Допустим, она будет плакать всю дорогу, но, как только начнется свадебная церемония, надо будет быстро вытереть слезы, изобразить на лице небывалое счастье и со смущенным видом подносить гостям зажигалку… Циньцинь бывала на свадьбах много раз, и все они были похожи одна на другую. Разница заключалась лишь в том, что одних молодых она знала лучше, а других хуже, а прочее — одежда, поздравления, убранство в доме — все было одинаково. Если прийти туда через год, уже будет ребенок, в коридоре будут висеть пеленки, а молодая мать в шелковом ватном халате с залоснившимися рукавами примется радостно щебетать про своего драгоценного малыша: какой у него нынче цвет стула, что он пролепетал. В таких случаях надо сказать что-то приятное и бежать без оглядки. И так «навеки»? Стоило Циньцинь закрыть глаза — и перед ней с поразительной ясностью вставала картина семейного счастья, до которого оставалось два месяца. Да, он будет образцовым мужем, на зависть подружкам. Он сможет обеспечить ее. Закажет ей сапоги из телячьей кожи, из одного чуринского магазина побежит в другой, побывает даже в центральных магазинах… Нет, хватит! Раз он такой, она нарочно в день свадьбы наденет туфельки без шнурков. Она сама спрыгнет с кровати и быстро сунет ноги в туфли; интересно, что он тогда будет делать?

— Постойте, я сойду, — громко крикнула она. Кондуктор что-то недовольно пробурчал, двери открылись, и она выпрыгнула из вагона. На остановке было очень скользко, она едва не упала, но ее поддержали крепкие руки.

— Это ты… — Она обернулась. Он стоял перед ней — меховая шапка и плечи были засыпаны снегом — и ласково глядел на нее большими круглыми глазами. Она знала, что он будет ее ждать на этой остановке, но чуть было не проехала мимо.

— Почему так поздно? — спросил он, все еще поддерживая ее.

— Снег… трамвай, — стала она оправдываться.

— Мать тебя ждет, пельменей накрутила, в начинку положила сельдерея.

— Сельдерея? Откуда в такое время сельдерей?

— Тепличный, его не так просто купить, да и стоит немало, восемь мао^[59] за цзинь.

— Ну и ну!

— Ко мне приятели пришли, на тебя поглядеть…

— Поглядеть?..

— Люди полезные. Кстати, сегодня купил торшер. Теперь все в ажуре.

Это означало, что надо лишь дождаться счастливого дня, накрыть стол, заказать такси…

— Ты не рада? — растерянно спросил он.